Лисы округа Хансон. Ксения Хан

открывает рот, но сдерживает себя от полного ярости крика и говорит обманчиво-нейтральным голосом:

      – Они. И не должны. Сочетаться.

      Харин закатывает глаза и ухмыляется. Переключить внимание Джи так легко, что эта игра надоела ей ещё два столетия назад.

      – Домовой, а ведёшь себя как сын Кардашьянов, – цокает языком Харин, подначивая его сильнее. Пока Джи будет разливаться в восхищённых песнях модным домам, она ускользнёт по делу, и ёндон[17] не остановит её и не увяжется следом.

      Несмотря на то что от своих прямых обязанностей Джи косит с момента своего возвращения из мира мёртвых, за Харин он цепляется с изрядной упёртостью и таскается за ней, как привязанный, едва дело запахнет жареным. А ведь они даже не семья и живут в разных домах! За собой бы присматривал, малолетка.

      Харин стирает с щеки полосу туши, смотрит на себя в зеркало и, поморщившись, добавляет ещё теней поярче. Перед засранцем надо выглядеть идеально, чтобы его зоркий глаз не смог зацепиться ни за одну лишнюю деталь в её образе.

      А им всего-то надо поговорить. Не драться до полусмерти, как двести лет назад, не поить друг друга отравленным соджу, как в начале прошлого века. Сколько они не виделись? Больше столетия уже, надо полагать.

      И ещё бы столько же не встречаться.

      Но либо Харин пойдёт наиболее коротким путём и спросит всё у Союля, либо будет копаться в этом последнем деле самостоятельно. Тангун обещал ей увольнение, вечное увольнение со своей службы, если Харин притащит ему что-то стоящее.

      «Ну, смерть священного оленя явно тянет на что-то стоящее».

      Харин заканчивает макияж и бросает взгляд на Джи. Тот завалился на диван в гостиной и бездумно щёлкает по ТВ-каналам. Понятно, он ждёт, когда Харин соберётся на выход – и потащится за ней в «Хан Групп».

      – Останься-ка дома, – говорит Харин, вставая с кресла. Джи смахивает с дивана вечернее платье, туфли на шпильках и сумочку – вчерашний наряд, в котором Харин явилась на званый ужин, не закончившийся ничем полезным, – и хмурится.

      – Отпустить тебя одну к этому гаду? Нуна[18], я не хочу снова искать тебя в Жёлтом море.

      – Это было давно!

      – Или вытаскивать тебя из горящей конюшни.

      – А это вообще не Союль сделал!

      – Но по его наводке тебя тогда деревенские нашли и сжечь пытались! – вспыхивает Джи и поднимается с места. – Встречи с ним не заканчиваются для тебя ничем хорошим!

      – И для него тоже, – парирует Харин, скалясь. Однажды она пригвоздила токкэби мечом к крепостной стене и оставила висеть там три дня, пока над ним не сжалился какой-то полоумный квисин. Кажется, Союль отплатил тому бедолаге сполна. Прислал его голову Харин в подарок ко дню обращения. Миленько, ничего не скажешь.

      – Слушай, мы уже не малые дети, чтобы развлекаться так, как в прежние времена, – говорит Харин, перебирая стоящие на полках сумочки. Надеть надо туфли с каблуком повыше, чтобы не смотреть на гадёныша снизу вверх, значит, сумочку

17

В корейской мифологии один из домашних духов, который следит за чистотой и порядком и наказывает за неряшливость.

18

Корейское обращение младшего брата к старшей сестре или к девушке старшего возраста.