Василий I. Воля и власть. Дмитрий Балашов

отдохнуть перед дальнею дорогою.) – Кто-та?

      – Яков Прокофьич да с ним сотен семь-восемь оружных кметей.

      – Уважают меня! – с хмурою полуулыбкою возразил Анфал, кивнув глазом на обступивших их ратников.

      – Пропали, воевода? – сбивая шапку со лба на затылок, вопросил Осок Казарин. Анфал токмо повел плечом, думал, закусив ус.

      – Устюжане как? – вопросил.

      – В сумнении, вишь! – отмолвил мужичонка, примолвив: – Вишь, князь тута!

      – А по волости?

      – Не ведаю, господине! – честно отмолвил гонец. – Не вси и ведают про тя!

      Анфал задумался на несколько мгновений, закаменев ликом и слепо глядя себе под ноги. Потом поднял тяжелый взор:

      – Скачи! Мово коня возьмешь, сдюжит! Лальского старосту Парфена ведашь? Вот к нему! Коли замогут помочь…

      Он не докончил.

      – А мы тута будем, тута, на Медвежьей Горе!

      Мужичонка уже карабкался на седло широкогрудого гнедого, видно, не обык и ездить-то на боевых конях.

      Когда вестник уже порысил прочь, вокруг Анфала погустела толпа. Все глядели на воеводу, ждали.

      – А коли не подойдет помочь? – вопросил кто-то из задних рядов.

      – Не подойдет – погинем! – твердо возразил Анфал, подымая грозно засветившийся боевым огнем взор. – А живым не дамся! Кто не со мной – путь чист! – прибавил твердо. – А остальным ставить острог!

      Обрадованные приказом ратные кинулись доставать топоры, рубить сухостой и валить деревья. Бежали всего двое-трое, да и то уже в потемнях. В Анфала верили.

      Кашевары варили последнее, забив трех тощих коров и бычка, взятых дорогою на мясо. Анфал велел припаса не жалеть, накормить людей досыта. С хрустом уминая снег, волочили стволы. Иные катали снежные шары, строили что-то вроде потешного снежного городка, укрепляя его хворостом. Пробивши прорубь, поливали заплот водой. Впрочем, мороза сильного не было, и скоро Анфал приказал прекратить зряшное дело. Дерева валили друг на друга, сотворяя засеку. Усланные в дозор сторожи уже подавали весть с горы о приближении вражеских воев.

      – Может, уйдем? Не поздно еще, Анфал Никитич! – предложил вполголоса есаул.

      Анфал отмотнул головою, вымолвил хрипло:

      – Поздно, кони обезножили вси! Людей истеряем зря, а на путях нас так и так беспременно догонят! – Захватил ком рыхлого снега, смял, оттер потное лицо, махнул рукавицею: – Шабаш! Корми людей!

      Острог, по сути первая череда наваленных кое-как неокорзанных елей и сосен, был уже почти готов. По низу тянуло сырым холодом. Вечерело. Первые новгородские лучники явились ввиду стана, когда уже последняя охристая полоса потухала в небе и на стан опускалась вороновым крылом сине-серая северная ночь. Несколько стрел, пущенных издалека так, баловства ради, залетело в острог. Анфал велел не отвечать и занять оборону.

      – Ночью, поди, не сунутце, – гадал он, – ежели Яков цего не надумат! А воевода добрый! С им должно держать ухо востро.

      Внутри