Елизавета Петровна. Николай Павленко

господин поручик, поступаешь и бесчестишь дом фельдмаршала». На шум Долгорукий, высунувшись из окна, кричал Кокорокину: «Долго ль (будешь) стоять на крыльце, пора идти на свою квартиру» – и пригрозил отправить его под конвоем. Непрошеный гость ушел, шатаясь, по городу, валялся в грязи, потерял шапку и тесак и избитым доставлен в лейб-кампанию.

      Гвардейцы не ограничивались попрошайничеством, вымогательством, беспробудным пьянством и угрозами. Иногда они устраивали побоища иноземцам, крича: «У нас указ есть, чтоб вас всех, иноземцев, перебить надобно до смерти».

      Как видим, бесчинства, произвол и своеволие гвардейцев и лейб-кампанцев наводили страх не только на иноземцев, но и на русских вельмож, беспомощных в ожидании очередного набега непрошеных гостей. Наступивший после переворота хаос в столице вызывал у некоторых недовольство беспорядками, они с сожалением вспоминали о времени, когда страной правили немцы. Пецольд по этому поводу доносил: «Многие офицеры и знатные показывают тайно полное неудовольство. Все дело было начато чернью, и недостаточно целой тетради для описания наглости ее, и потому мы, бедные иноземцы, трепещем и дрожим здесь, особенно когда известно, что за враги нам были Долгорукие и прочие возвращенные» из ссылки.

      Императрица, правда, с опозданием принялась за наведение порядка, прибегнув при этом к жестким мерам. Речь идет о деле Петра Грюнштейна. Этот адъютант Преображенского полка за особое усердие, проявленное во время переворота, получил самое крупное пожалование – 927 душ и 3591 четверть земли, однако считал свои услуги недостаточно оцененными, не стесняясь высказывать недовольство в адрес императрицы. Более того, он позволял себе поступки, источником которых было головокружение от безнаказанности и безмерного влияния на императрицу. Он, например, потребовал от Разумовского отрешить от должности князя Н. Ю. Трубецкого – генерал-прокурора Сената, избил зятя матери фаворита за то, что тот не уступил ему дороги, заявив Розумихе: «Меня государыня жалует: я не только зятю вашему, но хотя бы и сыну вашему не уступил бы дороги».

      Елизавета Петровна действительно жаловала Грюнштейна, и это настолько уверило его в своей безнаказанности, что он, явно переоценив свои силы, проиграл в тяжбе с Разумовским – лейб-кампанец вместе с супругой был сослан в Устюг Великий. Это был последний проступок лейб-кампанца, считавшего себя главой совершенного переворота.

      Повторим, Грюнштейн, сын крещеного австрийского еврея, не рядовой лейб-кампанец, а фактический командир лейб-кампании, настолько был уверен в своей безнаказанности, что осмелился нанести обиду родственникам фаворита. Этот эпизод тоже вносит свою лепту в представление о том, сколь небезоблачной была обстановка в дворцовых покоях после успешно совершенного переворота и сколько изворотливости и усилий требовалось от беспечной императрицы, чтобы преодолеть трудности первых лет царствования.

      Поведение лейб-кампанцев и гвардейцев создавало благоприятную