Взмах крыльев бабочки. Виолетта Винокурова

.

      Нет. Так же «ииэ». Самое частое слово в его лексиконе.

      – Ничего, – говорит он, когда заканчивает и убирает фотоаппарат от лица. А на лице безразличие. Будто ему неважно, станет ли «нет» «да». Превратится ли «ииэ» в «хаи». Скажет ли он: «Вот оно».

      Но это его «ничего» – субъективная точка зрения. Для меня все его фотографии находятся на уровне «ничего себе». Так же «сугои». Но Дёма не видит того, что вижу я. И я никак не могу передать ему то, что вижу и ощущаю. Того, что есть у меня, недостаточно, чтобы изменить его мнение. Потому что его мнение совсем не то, что зиждется на мнении других.

      Это и плохо, и хорошо.

      Он может быть чрезмерно субъективен и прямолинеен, но также он может быть верен своим убеждениям. То же, что и «шиндзитэ».

      Сам вздыхаю и смотрю в потолок.

      Хотел бы я поделиться тем, что есть во мне – этими ощущениями и мыслями.

      – Ты не устал? – спрашиваю его.

      – От чего?

      – Ну, от того, что всё не то?

      Всё – фотографии с бабочками. Сейчас Дёма снимает только их. Говорит, хочет поймать момент полёта. Хочет найти особенную, уникальную, красивую, чтобы дух захватывало. Хочет, чтобы его фотография выделялась. Хочет, чтобы, смотря на неё, зарождались чувства. Хочет «чего-то», но не чего-то конкретного.

      – Устал, – вздыхает он. – Но что поделаешь? Если хочешь результата, надо пытаться. – «Пытаться», а не «стараться».

      Дёма смотрит в потухший экран фотоаппарата. Он не звучит как коуч, который горит идеей «результата», он звучит как человек, которого сама идея «достижения результата» уже забила до смерти.

      Ему нужно отдохнуть. Убрать фотик подальше, не видеть бабочек и не пытаться их поймать. Это всё. Но это самое сложное. Оно же «мудзукаши».

      Так же мне сложно отдохнуть от японского и не думать о словах и их переводе. Я знаю немного, но это «немного» влезает везде где можно. И где нельзя тоже. Где не стоит – тем более.

      Мы оба зациклены и ничего не можем с этим поделать. Мы беспомощны. Но, если смотреть со стороны, то никакой трагедии тут нет. Все залипают. Все бывают чем-то сильно одержимы. Все, хотя бы изредка, но не могут контролировать себя. Со стороны, это даже не проблемы, так, мелочи, которые можно проскочить, но, когда живёшь в этих мелочах и эти мелочи становятся определённо чем-то большим, то подкрадывается сомнение, что проблемы нет. На самом-то деле проблема есть, только она медленно взрастает. Пока ещё она даже не «проблема», но скоро будет. И будет понятно, откуда она такая взялась, но, пока это ещё не прошлое, разглядеть зачаток трудно. Все эти зачатки вначале не кажутся чем-то значимым, все они мелочи, а потом эти мелочи растут, увеличиваются и захватывают то, до чего не должны были дотянуться, но как-то всё-таки дотянулись. Достали.

      Смотрю на люстру. Замечаю на ней пыль. Моргаю. В комнате темно, но никто не включает свет. Оба сидим в тишине и темноте. Ждём, когда заговорит другой.