Тысяча эпох. Искупление. Адела Кэтчер

задачка. Но если он будет без конца ерзать и менять позу, это может нарушить медитацию Лун Аня и отвлечь его, так что приходилось терпеть. Ван Цин сначала просто наблюдал за ним, и это было сродни взгляду на спокойно текущую воду – завораживало. Его мысли скакали с одного на другое, а потом и вовсе стали обрываться на середине, и Ван Цин даже понять толком не мог, о чем думает. В какой-то момент в голове стало пусто, а ощущение собственного тела и вовсе пропало. Только в груди потеплело, как от глотка согревающего чая.

      «Она была мертва, когда ты применил духовную силу для исцеления?»

      «Почти».

      «Какими бы праведными мыслями ни были продиктованы наши поступки, ни один из нас не имеет права стоять на пути баланса самой жизни! Мы лечим, а не возвращаем из мертвых! Пусть это лишь птица, ее душа, ее собственная ци навсегда повреждена! И кто будет за это отвечать?»

      «Но она жива! С ней все в порядке! Вы сами видели!»

      «Мы используем свои силы и знания лишь во благо. Порядок есть жизнь и смерть, а также круг перерождения, куда уходит все живое. И не тебе стоять у этого на пути!»

      Ван Цин вздрогнул всем телом. Ему только что почудилось, что он был совершенно в другом месте. На том самом уроке, что они ставили два дня назад. И «профессор», который ругал их за внешний вид, только что говорил об исцелении и балансе? Стоп, это он сам отвечал ему? Ван Цину казалось, будто он слышит какой-то другой голос, но буквально чувствовал, как двигаются собственные губы. Что это за бред? Взгляд учителя был таким выразительным, что Ван Цин ощущал его беспокойство физически. В груди словно была газировка: десятки тысяч пузырьков, и все они поднимались вверх к самому горлу. Он рефлекторно попытался отвернуться, отстраниться от этого, и вот уже перед ним снова комната для медитаций и сосредоточенное лицо Лун Аня.

      Ван Цин глубоко вдохнул и потряс головой. Юйлань положила руку на его запястье. Пальцы тряслись, так что пришлось сжать их в крепкий кулак. Он не смотрел на сестру – только на Лун Аня, лоб которого слегка блестел от испарины. Комната смазалась и закружилась, через мгновение резко остановившись сломанной каруселью.

      Во рту пересохло. К горлу подступила тошнота.

      – А-Цин, – не выдержала молчания Юйлань. – Что с тобой?

      Что он слышал? Он заснул и ему приснился сон? Чей это голос, которым он произносил эти странные слова?

      «Порядок есть жизнь и смерть, а также круг перерождения, куда уходит все живое. И не тебе стоять у этого на пути!» – эта фраза учителя словно взорвалась в голове. Ван Цин вцепился пальцами в свои волосы.

      Что происходит?

      – А-Цин? – громче позвала Юйлань.

      – Лун Ань! – невольно вырвалось у Ван Цина, и он повалился вперед, хватаясь за чужую ледяную руку.

      Все замерло. Остановилось, затихло, как перед грозой. Ван Цин судорожно выдохнул и поднял взгляд на лицо Лун Аня, который уже открыл глаза и теперь смотрел на него, словно впервые видел. На мгновение его темная, как крепкий кофе, радужка блеснула странным сизым оттенком.

*