Книга слов. Неизданные стихи и странности. Борис Гребенщиков

поутру поехали к цыганам…

      Но это – лишь вступление к поэме

      Про чудо-жизнь в квартире номер шесть.

      Второй стих

      Вчера в квартире крали серебро

      И вынесли практически полтонны;

      Но тут выходит старый доктор Гук

      И кашляет презрительно вдогонку.

      Послушайте, он говорит ворам,

      Но те упорно слышать не желают

      И, покраснев, толпятся у стены;

      А более застенчивые – плачут.

      Послушайте, опять кричит им Гук;

      Но воры упадают на колени

      И в сторону его ползут ботинок,

      Рассчитывая их облобызать.

      И с криком омерзенья старый доктор

      Взбирается по стенке к потолку,

      Выплёвывая грязную извёстку.

      И в этот поразительный момент

      Эльжбета Моховая на подносе

      Несёт по коридору кос-халву

      И под ноги нисколько не глядит;

      Ну как тут не запнуться о воров?

      Бабах – прямо падает средь них,

      Как будто мало ей переполоха.

      А кос-халва, как птица коростыль,

      Летит с размаха вдоль по коридору,

      Рискуя потерять съедобный вид.

      И вовсе бы пропал деликатес,

      Когда б не сударь Пётр Трощенков,

      Ударник из одной известной группы:

      Он молодецки ловит кос-халву

      Рукой, привычной к палочке ударной;

      Другой же, как домкратом, без труда

      Эльжбету прямо с пола поднимает

      И рыцарски ссыпает кос-халву

      Ей в декольте парижского халата.

      Потом велит ворам вернуть металл

      И доктора снимает с потолка.

      На сём прервём течение стиха;

      Перо не в силах описать веселья,

      В которое повергнута квартира.

      Спасённый Гук отплясывает вальс,

      А Пётр открывает тайны ритма

      Застенчиво внимающей Эльжбете;

      И даже воры, тихо поскулив

      И беззаветно вывернув карманы,

      Всю ночь в такси им бегали за водкой.

      Вот так живут в квартире номер шесть.

      New York adagio (OP. #10)

      У поэзии гражданский брак с алкоголем. Наверно

      Поэтому в Деревне есть Кипарисовая Таверна,

      Где бытуют интенсивные Bloody Mary.

      Поясню на человеческом примере.

      Заходишь туда часа этак в три

      И вдруг обнаруживаешь, что находишься внутри

      Музыкальной шкатулки;

      Керуак, Ферлингетти и прочие тулки

      Только что вышли, но их отражения

      В витраже бара ещё продолжают движение,

      И крылья их плащей развивает Борей.

      Для размешиванья в жидкости торчит сельдерей

      (Замечу в скобках, что наши отцы

      Много выиграли бы, если б чаще ели морские огурцы

      В «Тайфуне» на St. Mark’s, где человеческий ум

      Просветляется от сакэ и повторения

      ОМ МАНИ ПЭМЭ ХУМ.)

      Но продолжу.

      Мы недолговечны, как цунами.

      Ключи от нашей сладости уйдут вместе с нами.

      И слава Богу. Как Дилан в Будокане.

      Остаётся лишь лёд в пустом стакане

      И