Загадка Красной Вдовы. Джон Диксон Карр

его растянулось в широкой улыбке. Он заерзал, посмеиваясь и поглядывая на карту. Радость его была особенно заметна в сравнении с угрюмым молчанием Бендера. Когда ему подали поднос, Бендер резко повернулся к Мантлингу:

      – Полагаю, сэр, я должен взять карту? Или же меня назовут… Хорошо. – И прежде чем Мантлинг успел что-либо сказать, Бендер осторожно взял карту дрожащей рукой и подтянул к себе так, чтобы никто ее не видел. Потом он положил ее на колено, под прикрытие стола, посмотрел и вернул на стол. На его смуглом лице не дрогнул ни один мускул.

      Г. М., не обронивший ни слова на протяжении всего обеда, с любопытством посмотрел на него.

      – Игра закончена, – немного хрипло сказал Мантлинг и кивнул. – А теперь я расскажу вам про комнату. Изабель говорит о присутствии в доме сумасшедшего. Если кто-то этого не знал, она не преминет вам рассказать. Я уже начал верить ей.

      Комната была открыта, друзья мои. Кто-то вывернул шурупы и заменил их поддельными, которые не доставали косяка. Кто-то сделал слепок замка и изготовил ключ. Кто-то смазал замок и петли и подмел проход, чтобы не оставить следов обуви. Но это еще не все. Если вы полагали увидеть неубранную комнату с двухдюймовым слоем пыли и паутиной, то вашим ожиданиям не суждено было оправдаться. Там так же чисто, как и в тот день, когда ее заперли почти шестьдесят лет назад. В комнате стоит большая позолоченная деревянная кровать, и дерево отполировано, хотя занавески уже истрепались. Мой дед перед смертью поставил газовое освещение, так вот форсунки прочищены и горят. Понимаете? Кто-то пробирался туда по ночам, пока мы все спали.

      Он взял паузу – перевести дух. Перед мысленном взором Терлейна снова предстала большая квадратная комната с люстрой, открытые форсунки которой горели желтовато-голубым пламенем, бросавшим резкий, унылый свет на некогда пышное убранство. Пурпурные, с позолотой, стены потемнели, и очистить их было уже невозможно. Также там был камин из белого мрамора и высокие, в полный рост, зеркала в золоченой оправе – по одному на каждой стене, изящный золоченый туалетный столик и кровать с балдахином по моде конца восемнадцатого века. Но то, что прежде всего бросалось в глаза, самое необъяснимое и гротескное…

      Мантлинг снова заговорил:

      – С особым тщанием этот неизвестный позаботился о большом круглом столе посредине комнаты. Столе, окруженном стульями… Эти стулья, должен признать, и впрямь хороши. Сделаны из какого-то желтоватого дерева с такими латунными штуковинами…

      – Ciseleurs![3] – воскликнул Равель, шлепнув ладонью по столу, и тут же притих под тяжелым взглядом Мантлинга. – Нет-нет, старина, я не вмешиваюсь. Это такой стиль. Я потом расскажу. Продолжайте.

      Гай потянулся к свече – прикурить сигарету.

      – Ты ведь заметил, Алан, имена, вырезанные на спинке каждого стула? На одном – Monsieur de Paris, на другом – Monsieur de Tours, на третьем – Monsieur de Rheims, еще на одном… А! Вижу, наш добрый друг сэр Джордж Анструзер подозрительно на меня смотрит. Я знаю, друг мой, потому

3

Чеканка (фр.).