Амур. Лицом к лицу. Выше неба не будешь. Станислав Федотов

идти, – сказал Сяосун. – У нас груз чрезвычайной важности и на борту людей больше, чем полагается.

      – Но мы же не можем бросить их в беде. Русские своих не бросают, – возразил капитан.

      – Это – демагогия! У меня приказ областного исполкома!

      – А у меня – совесть человеческая!

      Сяосун выхватил наган:

      – Я вас расстреляю как контрреволюционный элемент!

      Капитан ухмыльнулся:

      – А кто поведёт пароход? Зея – река коварная, сесть на мель – плёвое дело, и ваш груз достанется япошкам.

      Сяосун скрипнул зубами и убрал наган в кобуру:

      – Ладно, делайте, что должны…

      Закончить он не успел: в трюме раздались выстрелы и как бы издалека послышались крики по-китайски, вперемешку с русским матом. Сяосун бросился с мостика, на ходу снова вынимая наган. У трапа, ведущего в трюм, толпились красногвардейцы.

      – Пропустите! – Сяосун выстрелил в воздух.

      Красногвардейцы поспешно расступились, и он скатился вниз по трапу; толпа последовала за ним. У двери его отсека, расщеплённой пулями, выпущенными изнутри, лежали и стонали два окровавленных человека, третий не шевелился, возле его откинутой руки валялся пожарный ломик. Три ружья были прислонены к стенке рядом с дверью.

      – Эй, вы живы? – крикнул Сяосун по-китайски.

      – Живы, командир, – откликнулся кто-то из его бойцов. – Шао Минь ранен в плечо.

      – Оставайтесь на своих местах, я тут разберусь.

      Однако разобраться ему не дали.

      – Братцы! – крикнул кто-то из-за спин столпившихся красногвардейцев. – Жёлтожопые наших братов убивают! За борт их! И золото будет наше!

      Толпа угрожающе надвинулась на Сяосуна. Он впервые почувствовал смертельную опасность. «И что тебе это золото? – промелькнула мысль. – Твоя жизнь, жизнь твоих бойцов дороже». Но наперерез ей сверкнула другая: «А слово чести, данное тобой, – сохранить груз любой ценой, разве оно ничего не стоит?!»

      Он выстрелил в потолок, но этого, похоже, никто и не заметил. То ли водка, которой красногвардейцы накачивались целый день, то ли накопившееся раздражение от поспешного бегства из города, то ли действительно жажда быстрого обогащения притупили у них чувство самосохранения – к Сяосуну потянулись десятки рук со скрюченными от желания схватить пальцами, он увидел не лица, а рычащие морды с оскаленными зубами, выпученные глаза, понял, что четырьмя оставшимися в нагане пулями их не остановить, – оставалась слабая надежда на приёмы шаолиньцюань, однако для них уже не было свободного пространства. Кто-то из красногвардейцев схватил за ствол стоявшее у стены ружьё и с хаканьем опустил приклад на голову Сяосуна. Фуражка немного смягчила удар, но его всё-таки хватило, чтобы вырубить сознание.

      …Сяосун очнулся, когда, погрузившись с головой, хлебнул зейской воды. Заработав руками и ногами, выгреб на поверхность, осмотрелся. Чёрный силуэт «Брянты» уходил в сторону от догоравшего «Мудреца». Безлунная ночь уже вступила