Эпоха невинности. Эдит Уортон

надо признать, странным. Ее ближайшими соседями были мелкие ремесленники-таксидермисты, портнихи и «пишущая братия», в частности дальше по этой неопрятной улице Арчер узнал полуразрушенный деревянный дом писателя и журналиста Уинсетта, которого он встречал то там, то тут и который упоминал, что обитает в этих краях. Уинсетт никого не приглашал к себе, но однажды во время вечерней прогулки показал дом Арчеру, и тот подумал с некоторым содроганием: неужели и в других столицах гуманитарии живут в таких же стесненных условиях?

      Жилище самой мадам Оленской выделялось среди общей ветхости лишь свежеокрашенными оконными рамами, и, глядя на его скромный фасад, Арчер сказал себе: видно, польский граф лишил жену не только иллюзий, но и состояния.

      День сложился для Ньюланда неудачно. После ланча у Уелландов он надеялся повести Мэй на прогулку в Центральный парк: хотел побыть с ней наедине, сказать, как очаровательно она выглядела накануне вечером, как он гордился ею, и уговорить ее ускорить бракосочетание. Но миссис Уелланд решительно напомнила ему, что раунд родственных визитов не завершен еще и наполовину, а когда он намекнул на то, чтобы приблизить дату свадьбы, укоризненно вздернула брови и вздохнула:

      – Двенадцать дюжин комплектов разного белья… ручной вышивки…

      Набившись в семейное ландо, они покатили от одного родового порога к другому, и по окончании дневного тура, расставаясь с невестой, Арчер чувствовал себя так, словно его демонстрировали, как хитроумно заманенное в ловушку дикое животное. Он предположил, что причина подобного его отношения к тому, что, в конце концов, является лишь проявлением родственных чувств, – его начитанность в антропологии, но, когда вспомнил, что Уелланды не собираются устраивать свадьбу раньше следующей осени, и представил, какой будет до того его жизнь, его охватило уныние.

      – Завтра, – крикнула ему вслед миссис Уелланд, – у нас на очереди Чиверсы и Далласы, – и он сообразил, что она выстраивает визиты в алфавитном порядке и что они пребывают еще только в первой четверти алфавита.

      Ньюланд собирался сказать Мэй о просьбе – а точнее, приказании – графини Оленской навестить ее во второй половине дня, но в те короткие моменты, когда им удавалось остаться наедине, у него были более важные темы для разговоров с невестой. Помимо того, ему казалось немного абсурдным поднимать эту тему. Он знал, что Мэй сама хотела, чтобы он оказывал как можно больше внимания ее кузине – разве не из-за этого пришлось ускорить оглашение их помолвки? У него возникло странное ощущение, что, если бы не приезд графини, он мог все еще быть пусть и не совсем свободным мужчиной, но, по крайней мере, не бесповоротно связанным. Однако Мэй так хотела этого, что он почувствовал себя в некотором роде освобожденным от ответственности и имеющим право, если захочет, свободно, не сообщая ей, посещать ее кузину.

      Стоя на пороге дома мадам Оленской, он испытывал прежде всего любопытство. Его озадачил тон, которым она ему повелела приехать, и он пришел к заключению, что она не так проста, как кажется.

      Дверь