Однако судья Эрл, выразивший мнение большинства, использовал отличную от этого теорию законодательства, теорию, наделявшую интенции законодателей существенным влиянием на реальный статут. «Обычный канон истолкования, – писал Эрл, – заключается в следующем: то, что есть в интенции создателей статута, в той же мере есть в статуте, как если бы было в его букве; и того, что есть в букве статута, нет в нем, если этого нет в интенции его создателей»13. (Отметим, как он полагается на различие между текстом, который он называет «буквой» статута, и реальным статутом, который он называет «самим» статутом.) По его мнению, было бы абсурдно полагать, что законодатели Нью-Йорка, введшие в действие статут завещаний, имели намерения, чтобы убийцы наследовали; по этой причине принятый ими настоящий статут не имеет таких последствий.
Нужна некоторая осторожность при формулировании того, что судья Эрл имел в виду, говоря о роли интенций в интерпретации статутов. Он не имел в виду, что статут не может иметь последствий, не предусмотренных законодателями. Это явно было бы слишком сильно в качестве общего правила: ни один законодатель не может предусмотреть все последствия любого статута, за который он голосует. Законодатели Нью-Йорка не могли предполагать, что люди будут завещать компьютеры, но было бы абсурдным заключить из этого, что статут не охватывает таких завещаний. Он также не имел в виду только то, что статут не может содержать ничего из того, что законодатели не хотели, чтобы он содержал. Последнее кажется более правдоподобным, но также слишком слабо применительно к делу Элмера. Представляется вероятным, что законодатели Нью-Йорка вообще не подумали об убийцах. Они не намечали того, чтобы убийцы наследовали, но также они не имели в виду, что они не должны наследовать. У них не было никаких действенных намерений ни за, ни против. Эрл полагался на принцип, который можно назвать промежуточным между этими слишком сильным и слишком слабым