Приключения в русской Пасифике. Юрий Кербунов

меня, стоящего в тамбуре перед открытой дверью, остаться. Черт возьми, какая честь для молодого лейтенанта, что провожать его пришел сам командир полка! Накануне он почти не оставлял меня, убеждая продолжить службу в армии, сулил поступление в академию не позже, чем через два года, и блестящую карьеру. Я понимал его, потому что в полку было много молодых лейтенантов, но большинство мечтало о том, как бы свалить со службы. Увы, сделать это раньше срока было очень сложно. Оказавшись в маленьком гарнизонном поселке без надежды на перемены или перевод в другое место, они часто начинали пить и пропускать службу, за что их не увольняли, а только наказывали. Моя ситуация была совершенно другой – по окончании института с военной кафедрой, став одновременно инженером-химиком и лейтенантом-артиллеристом, я добровольно решил отслужить положенный срок, чтобы дальше быть свободным. Оказавшись в мотострелковом полку, который располагался на окраине поселка на самом юге Приморского края, я не расстроился. Меня окружала уникальная природа, а служить было интересно. Может потому, что в моем роду было много военных, а может, просто привлекал новый опыт. Зарплата была хорошая, обмундирование казенное, плюс раз в месяц продуктовый паек, на который можно было прожить не то что одному человеку, а целой семье. В поселке был дом офицеров, и молодые бабы тоже были, так что можно было не скучать. Относительная кратковременность пребывания в армии давала мне определенную независимость по отношению к вышестоящим командирам, которые иногда зарывались, забывая о том, что перед ними не подневольный молодой офицер.

      Начав совсем неопытным командиром минометного взвода, немного опекаемый офицерами постарше, через год я неожиданно был назначен командиром батарея из шести гаубиц в связи с созданием в полку артиллерийского дивизиона. Не знаю, не спрашивал, за какие заслуги. Может, потому что, выехав на учения, остановил машины возле горящего грузовика, полного ящиков с танковыми снарядами, и со своими солдатами разгрузил его. Возможно, потому что мой взвод хорошо отстрелялся на учениях по прорыву дивизией на узком участке фронта, когда я не спал трое суток, зная, что за этими учениями наблюдает сам министр обороны. А может, потому что не побоялся вступить в конфликт с заместителем командира полка, маленьким лысым энергичным майором по кличке Фигаро, неразумный приказ которого я нарушил, но первым подал рапорт командиру полка на его грубость и заставил извиниться. Но скорее всего, просто никого другого не нашлось – не хватало кадровых офицеров. Назначенный из другой части командир вновь созданного дивизиона, высокий, породистый, с благородной сединой майор лет сорока, принял меня за кадрового офицера. Значит, я вписался в армейскую среду.

      Малинин называл себя ярославским хохлом, но всей его хитрости не хватало, чтобы убедить меня. Во-первых, в армии и поселке меня ничего не держало – я даже внес деньги за «потерянный», а точнее оставленный себе казенный бинокль – настолько я к нему привык. Обе бывшие подруги были пристроены. Одна, с такими налитыми формами, что казалось, коснись и соком брызнет, собиралась выйти замуж за влюбленного солдатика из медсанбата, где она работала медсестрой – когда мы проводили последнюю ночь, то слышали как он, видимо, удрав из казармы, настойчиво ходил под ее окнами и даже стучал. На прощание одарила комплиментом, что после меня больше не сможет жить без мужчины. Вторая, самая любимая с первого взгляда на ее идеальные ноги, на замужество со мной давно не рассчитывала и жила с немолодым капитаном из нашего полка, который вскоре заменялся в Одесский округ и забирал ее с собой. Я это точно знал, потому что навещал ее ночью, когда капитан дежурил в части. Во-вторых, Малинин не знал, что во время отпуска после первого года службы я побывал в конторе во Владивостоке и забил для себя место гидрохимика на научно-поисковом рыболовном флоте. Я мечтал о море и хотел собственными глазами увидеть, как вдали появляются берега Америки. Когда я еще только ехал к месту службы, поезд остановился, не доехав всего час из-за какой-то неисправности на путях. Было начало октября, стояла солнечная, теплая и безветренная погода, какая бывает в других местах России только во время бабьего лета, а на юге Приморья часто стоит весь октябрь. Пассажиры выходили и прогуливались возле вагонов. С одной стороны от железной дороги ярко желтели сопки, а с другой голубел Амурский залив, за которым слабо виднелся Владивосток. Вдали по заливу медленно шло какое-то суденышко, на котором мне вдруг нестерпимо захотелось оказаться.

      Однако мечта о море появилась гораздо раньше. Когда мне было три с половиной года, отец сделал для меня деревянный кораблик, похожий на прогулочный катер, и покрасил его в белый цвет. Несколько раз мы ходили на Волгу, и я водил его по воде за веревочку. Однажды перед возвращением домой отец решил просушить кораблик и стал крутить его за эту веревочку над головой. Веревочка вдруг оборвалась, кораблик улетел далеко в реку и медленно поплыл вниз по течению. Видя, что отец не собирается лезть за ним в воду, я спросил «А куда он плывет?» Отец ответил, что в Каспийское море, и я почему-то понял, что море – это что-то очень большое, гораздо больше, чем Волга и уже ни о чем не спрашивал, а лишь сожалел о потерянном кораблике. Забавно, но мне до сих пор жаль той потери. Потом я сам строил и пускал кораблики, рассматривал разные суда в книжках и интернете и читал