Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018. Михаил Белозеров

уже, что вводил Феликса в самые различные журналистские круги Нью-Йорка и Вашингтона. Очень умный мужик, думал Феликс с благодарностью, очень даже умный, за исключением одного недостатка. Феликс один раз видел, как мистер Билл Чишолм своими руками, поросшими короткими рыжими волосами, едва не задушил человека, задавшего ему нелицеприятный вопрос. Так вот, в тот момент у мистера Билла Чишолма были ужасные, даже не просто ужасные, а смертельно ужасные глаза – буравящие, яростные и неукротимые, как у одержимого. Если бы не Феликс, мистер Билл Чишолм убил бы того несчастного репортёра. С тех пор Феликс в глубине души побаивался мистера Билла Чишолма. Пытался он забыть его глаза, но не мог, то было выше его и засело, как заноза, в подкорке, пытался он выдернуть ту занозу, да не мог. Не по силам ему было, и ему часто казалось, что волосатые руки мистера Билла Чишолма смыкаются на его шее. Крайне неприятное ощущение.

      – Согласен, но предосторожности ради… – сказал Феликс, отбрасывая неприятные воспоминания, как использованную салфетку.

      Всё-таки гордость у меня есть, думал он, считая, что «старички», как ни странно, и мистер Билл Чишолм в том числе, в своём стремлении к «новой свободе» действуют слишком прямолинейно и очень даже могут перегнуть палку. Хитрее надо и осторожнее, а то палка сломается. Ясно, что им не терпится закрепить успех на веки вечные. Хорошо, что в обществе сейчас эйфория от этой самой «новой свободы». А потом? «А потом – суп с котом», – говорил он сам себе. Ещё одна революция? В России слишком много революций. Такая страна, ничего не поделаешь. А это плохо. Пожалуй, надо остановиться и подумать. Он понимал, что мысли его более чем крамольные для мистера Билла Чишолма и абсолютно не в духе времени. Получалось: ты своего достиг, а остальные – как получится. Недемократично, зато в русле времени.

      Разумеется, он ни с кем не делился подобными мыслями, разве что с Лёхой. Но Лёха был в доску своим и абсолютно аполитичным, что было весьма и весьма редким явлением, но ценилось «старшим братом». Поэтому Лёха Котов и служил в газете «Единогласие», не будучи ни под чьим колпаком. То, что колпак существует, Феликс даже не сомневался. Кто же пустит на самотёк такую отлаженную машину, как пресса. Даже в советские времена никто не позволял себе такой вольности. Поэтому все эти разговоры о демократии Феликс считал не более чем лицемерием по отношению к наивной публике. И эту наивность в ней надо подпитывать, думал он, дуракам закон не писан, а то моё светлое будущее не состоится.

      – Ты что, меня учить будешь? – чуть изменил голос Александр Павлович.

      – Нет, – уступил Феликс, полагая, что на этот раз начальство умнее его.

      – Поезжай. Ты прекрасно знаешь, что нужно сделать.

      – Знаю, – ответил Феликс. – Как обычно, гвоздь программы.

      Незаметно для самого себя он принялся грызть сгиб большого пальца. Он всегда так делал, когда попадал в затруднительное положение. Конкретно, сейчас это затруднительное положение выражалось в больной голове и слабости