Холодное послание. Дарья Литвинова

счет.

      Еще Олеже нравилось трогать Настю и Филиппа. Он сажал их на колени, гладил, целовал, а потом прижимал их ладошки к своим грязным брюкам. Дыхание его становилось быстрее, глаза заволакивало пеленой. Рита несколько раз силой уводила младших братика и сестричку от отчима, но она не все время была дома; однажды она вернулась пораньше с уроков и увидела, что Олежа купает в тазике голенькую Настю. Она подскочила к ним и залепила Олеже оплеуху, после чего вытащила Настю из таза и стала укутывать в полотенце, но тотчас была свалена с ног мощнейшим ударом. Рита упала, а Олежа вне себя от ярости принялся избивать ее, целясь по наименее защищенным местам, а потом приподнял ее голову за волосы и несколько раз стукнул лицом об пол. Он сломал Рите нос и выбил два зуба.

      Мать упросила ничего не говорить в милиции…

      Органы опеки и попечительства в районе бездействовали. Семья была поставлена на учет как неблагополучная – из-за судимости Олежи, из-за проживания на черте бедности, но никак не из-за отношения к детям. Рита исправно ходила в школу, пряча синяки, Сурик был совершеннолетним и, пропадая неделями в райцентре, дома не показывался; Настя и Филипп ходили в садик, чистые, умытые, но забитые, как дикие звереныши. В садике Филипп боялся воспитателей и кусался; его записали в «группу риска» и ежедневно наказывали. Настя после общения с отчимом стала писаться во сне, и в садике ей запрещали обеденный сон, выгоняли на веранду – никому не хотелось перестилать простыни. А дома растерявшая половину зубов, постаревшая, седая мать все так же умоляла детей не говорить плохого об Олеже: «Все-таки он взял на себя мою вину…»

      Рита уже тогда думала о том, что ранее судимому садисту, пропойце и твари, Олеже ничего не стоило взять вину на себя: два года колонии для него – еще один «лучик» в тюремной наколке-«солнце», еще один этап. Мать отпустили бы из зала суда; учитывая положительные характеристики и двух малолетних детей, государство не применило бы суровой санкции. Но мать выбрала быть донором пауку, для которого двухлетняя отсидка – и не отсидка вовсе, а «прогулка за колючку», как Олежа сам говорил в подпитии. Она выбрала быть донором и принесла в жертву не только себя, но и своих детей…

      …Рита оканчивала десятый класс, готовилась к выпускным экзаменам. Она сидела в комнате, зубрила математику, поглядывая на часы: в четыре нужно было забирать братика и сестричку из детского сада. Бормоча под нос формулы, она не заметила, как вошел пьяный отчим; тот остановился в дверях, покачнулся и направился к ней. Последнее, что Рита помнила, – это как его руки сомкнулись на горле, она попыталась урвать глоток воздуха, но ничего не получилось: от недостатка кислорода девушка потеряла сознание.

      Очнулась она на кровати, дышать было тяжело; на ней, хрюкая, возился воняющий перегаром отчим. Рита попыталась освободиться, но отчим был сильнее, не дал ей даже крикнуть, закрыв ее рот своими слюнявыми, дурно пахнущими губами. Когда все закончилось, у Риты не было сил даже