Бунт. Владислав Станислав Реймонт

ивая проклятия.

      Но Рекс уже исчез в ближайших зарослях сирени и акации и, несмотря на жестокие побои, едва дыша, из последних сил полз куда подальше, в безопасное место. Вдруг со стороны кухни вновь раздались крики.

      Кухарка безжалостно била Немого, держа парня за патлы.

      – Ты, мерзкий ублюдок! Хуже того паршивого пса. Я из тебя кишки повыпущу, подлый вор. Я по доброте своей тебе жрать даю, а ты еще и воруешь!

      Она голосила изо всех сил, а парень вовсю вопил, тщетно стараясь вырваться из ее железных когтей, – от такого гвалта растревожился весь усадебный двор. Собаки принялись выть и рваться с цепей. Раскудахтались испуганные обитатели курятников. Цесарки с визгом попрятались по крышам, а голуби укрылись на растущих у колодца деревьях. Возбужденные индюки, распустив воротники и хвосты, раскулдыкались, угрожающе переступая с ноги на ногу. С крыльца прилетели павлины и, расправив радугу своих перьев, залились надменными голосами. Из покоев прибежала сама барыня, барчук с ружьишком, барышни с куклами в руках и две по-змеиному извивающиеся рыжие таксы.

      В конце концов кухарка отпустила Немого, разразившись слезами и причитаниями.

      Тот прыгнул в заросли и как колода свалился рядом с Рексом.

      Оба они лежали без сил и почти без сознания – одинаково побитые и одинаково несчастные.

      Солнце пригревало, теплый ветер насквозь продувал кустарники, а шелест листвы и жужжание насекомых были настолько сладкими и упоительными, что оба заснули. И оба еще сквозь сон будто бы сетовали на свои беды, тихо и жалобно всхлипывая и поскуливая. Беззвучно подобрался к ним огромный черный кот, давний друг Рекса. Он обнюхал пса, прижался к нему и сочувственно замурчал. Чуть погодя на нижние ветви акации уселись несколько ворон, которые тут же принялись просверливаться через густые заросли и, точа клювы, все смелее опускались ниже и ниже.

      – Я еще не подох… – проворчал Рекс, подняв на них полные ненависти глаза и, облизав окровавленное и заплаканное лицо Немого, легким толчком разбудил его.

      – Идем отсюда, здесь нас увидят, – заикаясь, пролепетал парень. Они прекрасно понимали друг друга.

      – Подожду до вечера! Они готовы меня добить, а я больше не выдержу.

      – Ну она тебя и попотчевала! – Немой пожалел друга и пучком травы вытер его бока и гноящиеся глаза. Рекс с благодарностью постанывал.

      – Прогони этих мерзких носачей, – проворчал он коту. – Эти падальщики хуже людей.

      – Давай я отведу тебя в хлев, я знаю хорошее место там под яслями, – предложил Немой.

      – Скоро полдень, и эти визгуны-овчарки могут меня схватить, а сил у меня нет. Пить хочу… пить…

      – Пойду посмотрю, нет ли кого у воды, – заботливо сказал кот.

      – Лежите, воды я принесу.

      И принеся в каком-то черепке немного воды, Немой стал подсовывать ее под нос другу.

      – А голубков-то ты у меня утащил, – обернулся он к коту.

      – Кузнецкий Ендрек их утащил! Свинья видела, у нее спроси. Это сущий разбойник, он и воробьев из-под аистового гнезда стащил! Даже сорок не пожалел, а старая трещотка на меня за это так набросилась, что я едва ноги унес. Настоящий вор, он теперь еще к соловьиным гнездам присматривается. Попугай уже накричал на него.

      – А ты не крутись около попугая! – предостерегающе проворчал Рекс.

      – Кузнецкий Ендрек! Ну погоди, негодник! Загоню гусей и, может, принесу тебе что с обеда. Подожди меня! – И Немой засвистел в два пальца так пронзительно, что испуганные вороны удрали в парк.

      Кот тоже вылез, осторожно пробираясь окольными путями в сторону кухни.

      Как раз прозвонили полдень, и усадебный двор начал наполняться шумом животных и человеческих голосов, грохотом повозок и тяжелой поступью гонимых стад. Заскрипели колодезные журавли. Свиньи нетерпеливо завизжали в своих свинарниках. Ласточки расщебетались на минуту и тут же умолкли, а затем все голоса как будто сгорели в солнечном огне и рассыпались в томной тишине жаркого полдня.

      Рекс, зализывая рану, оставался начеку, водил ушами, иногда поднимал голову, время от времени потягивал ноздрями воздух, а порой, тихонько постанывая, начинал дремать.

      Солнце играло свой полуденный гимн: горячий воздух дрожал музыкой пламени, так что все голоса природы – а было их бесконечное множество – слились в золотую симфонию света. Все вокруг обернулось звуком, цветом и вместе с тем обрело какие-то призрачные очертания. Демон зноя, полудница с ястребом на голове проплывала над землей, и чего касались ее золотистые одежды – то высыхало в прах, а куда падал ее желтый, как цветы цикуты, взгляд, там смерть собирала богатый урожай: птица вдруг сваливалась с ветки, увядали деревья, насекомые падали замертво, и даже ручейки ослабевали в этом зное. Даже Рекс задрожал и, свернувшись калачиком, прижал голову к влажной земле и прохладным травам. Полудница проплыла мимо, а за ней простирались тревожные крики ястреба и тянулись печальные морщины теней, перепахавших солнечное сияние.

      А лежащим в болезненной дреме псом овладели