Что будет, если я проснусь. Анна Монахова

завернула нам на дорожку пирожков и тихо сказала:

      – Не забудь девушку до дома проводить. А то я тебя, разгильдяя, знаю.

      – Бабуль, ну что ты. Конечно, провожу, – возмущённо ответил я. – Я разгильдяй. Но ведь не негодяй, – я поцеловал бабушку в щёку.

      – Ладно, не подмазывайся, – махнула бабушка рукой. – И возвращайся домой пораньше.

      Я весело закивал головой, подхватил пакет с пирожками, и мы с Таней помчались на автобусную остановку. На улице постепенно темнело, и, как будто встречая нас, то тут, то там зажигались уличные фонари. Таня шла рядом, и я чувствовал, что ей со мной легко. Она не боялась идти пешком по пустырю, где горело всего три фонаря.

      У входа в гараж валялись две шины, из которых пучками торчала пожелтевшая осенняя трава. Из гаража доносилось размеренное бумканье, Митька самозабвенно отбивал ритм на ударной установке. Таня замедлила шаг, будто начала сомневаться в своём решении прийти сюда. Когда мы вошли в гараж, Мишка привычно заорал:

      – Ну, наконец-то! – но тут же осекся, увидев Таню. – А это кто? Волчара, ты совсем обнаглел, кого попало сюда водишь! Помнишь ведь, о чём мы договаривались? Лишних людей тут быть не должно.

      Таня стояла растерянная, побледневшая, не решаясь больше сделать и шага.

      – Я не могу, – пробормотала она. – Я не пойду. Эти барабаны… Очень шумно…

      – Это не шум, – сказал я. – Это музыка. Мы здесь репетируем. Ты любишь музыку?

      И тут я увидел, что Таня оживилась, в глазах появился интерес.

      – Очень люблю, – кивнула она. – Я просто обожаю музыку.

      – Ну вот, – обрадовался я, – значит, тебе здесь понравится. А сейчас не волнуйся, садись и слушай.

      – Волков, – процедил сквозь зубы Мишка.

      – Она посидит тихо, – сказал я, – И просто послушает. Мешать не будет, обещаю.

      Без дальнейших разговоров я усадил Таню в старое продавленное кресло, обтянутое серо-грязным гобеленом, подстелив на сиденье газету. Таня забилась в кресло поглубже и исподлобья стала смотреть на ребят.

      – Просто сиди и слушай, ладно? – сказал я ей.

      Потом взял гитару и начал настраивать её. Парни недолго обращали внимание на незнакомую девчонку. Мы начали повторять нашу старую песню «Игра» и совсем ушли в музыку. Но всё же каждый понимал, что теперь играет не просто так, а для зрителя. То есть, для слушательницы.

      Таня явно любила музыку и понимала её. Она закрыла глаза и очень внимательно слушала. На её лице улыбка сменялась печалью, сожаление – радостью. А потом она начала подпевать. Сначала это было еле слышное мурлыканье, а потом настоящее пение, только без слов. Мишка недовольно покосился на поющую девушку и спросил:

      – Что она там мычит?

      – Она не мычит, – сказал я. – Она поёт.

      Таня действительно пела, причем абсолютно правильно. Она ни разу не сфальшивила, слыша наши мелодии впервые. Её голос следовал за нашей музыкой, как котёнок за пляшущим фантиком на нитке. Получалось у Тани здорово.

      После репетиции я пошёл провожать Таню домой.