Полное раскрытие. Наталия Сниткова

терпеливо и требовательно. Беременные в палате обсервации зашевелились на скрипучих кроватях, потянули на головы одеяла, заворчали недовольно. Какой-то папаша от счастья ошалел? Рано ведь ещё! Крик под окнами провинциального роддома – явление привычное. Сейчас проснётся та самая Лидка этажом выше, в акушерском. Приковыляет к окну расшатанной после мучительных потуг походкой. Помашет ручкой своему ненаглядному. И начнётся обычное: "На кого похож? Как спит? Как ест? Ты сама как?"Пациентки обсервации вынуждены были наблюдать этот ритуал ежедневно, втайне мечтая в ближайшее время оказаться в той самой палате наверху и стать участницей таких оконных диалогов. А пока одна из последних безмятежных предродовых ночей досадно прервана на рассвете воплями шального супруга какой-то Лидки. Вера покряхтывая спустила ноги с кровати. Мама двух погодок, она привыкла реагировать на любой шорох. И выходить из состояния дремы к ясному незамутненному восприятию происходящего умела мгновенно. – Девчонки! Да это ж нашей Лидки муж! Тихая невзрачная Лида никогда не участвовала в палатных беседах. Ничего не знали о ней девчонки, кроме имени. И того, что в анамнезе у нее, совсем юной, уже 2 аборта. Санитарка, которая стелила ей постель в день поступления, поведала обитателям палаты эту архиважную информацию таким предупреждающим тоном, будто готовила место для блохастой уличной кошки. Но внешность беременной Лиды совсем не соответствовала порочному анамнезу. Гладко зачесанные и собранные в аккуратный хвостик на затылке льняные волосы. Взгляд нерешительный, будто вопрошающий: "Все ли я правильно делаю?". Линялый, застиранный халатик, едва сходящийся на необьятном животе. Этим утром в палате Лиды не было. Вот постель её смятая после беспокойной ночи. Вот термос с травяным чаем на тумбочке. Вот пакет с вещами задвинут под кровать. А саму Лиду – Вера вспомнила – глубокой ночью забрали в предродовую. С вечера она все мерила шаркающими шагами больничный коридор, устало передвигая отекшие ноги. Периодически хваталась то за спину, то за живот, тихонько поскуливая. Около полуночи пришел доктор. Не включая свет, чтобы не будить сопалатниц, шептался с ней деловито, елозил по Лидкиному пузу деревянным стетоскопом. Потом повел в смотровую. – Шумакову в предродовую! Полное раскрытие! – разнеслось гулким эхом по больничному коридору. Девчонки в палате, те кто проснулся, пожелали Лиде удачи, перекрестили её, втайне ужасаясь и завидуя. —Лиииидааа! Мужик не унимался. Вера приоткрыла створку окна и, укутавшись в одеяло, высунулась наружу. Мужичок, которому явно недоставало заботы жены, нечесаный, небритый, весь какой-то помятый и жалкий, смотрел на Веру снизу. – Лидку разбуди! – Ну хорош орать! Нет здесь твоей Лидки! Увели рожать ночью. Может, разродилась уже. Позвони в приемное, тебе скажут. Раздраженное недоумение проступило в чертах небритого нарушителя спокойствия. Такого поворота он явно не ожидал. Но уходить не торопился, топтался по окном, поглядывая на Веру с беспокойным сомнением. А потом решился: – А что ж, вещи её уже в другую палату перенесли? – Нет! – отчиталась по-боевому Вера – вещи пока здесь! – Это хорошо! Очень хорошо! – облегченно выдохнул мужичок – Можешь посмотреть, кошелёк её там? Она ещё вчера мне скинула список лекарств и вещей подкупить к родам, а у меня денег не хватает. Зарплату задерживают. Безвыходность описанной ситуации была Вере вполне понятна. Она помнила, как перед рождением первенца, в нестабильном 1996-м сама молилась , чтобы 3-месячный долг по зарплате выплатили ее супругу до родов. Помнила , как питались кабачками да картошкой с маминой дачи, чтобы скопить на кроватку и коляску долгожданному малышу. Четыре года прошло с тех пор. Муж доучился и устроился в серьезную компанию, где платили регулярно и достаточно, чтобы молодые супруги решились на второго, а теперь вот и на третьего малыша. Но памятуя о тех тяжелых временах, Вера всегда проникалась особым сочуствием к тем, кто испытывал нужду. Вера кинула взгляд на тумбочку Лиды. Задвинутый в самую глубь полочки лежал там плотный целофановый пакет с документами и бумажником. Вера не задумываясь вытащила его и помахала над головой пухлым кошельком. Мужичок под окном приосанился, напрягся, как охотничий пес, учуявший дичь. – Давай, кидай! Не сомневаясь ни на секунду Вера швырнула бумажник в руки, жадно простертые к ней из под больничного окна. Другие девчонки в палате в разговор этот не вникали, нежились под одеялами, цепляясь за ускользающие лоскутки прерванных сновиднний. Не видели, как зашла суровая санитарка в палату. Достала из под кровати пакет с Лидиными вещами. Вычистила все из тумбочки, положила сверху и направилась к выходу. – Как там у нашей Шумаковой дела? – спросила санитарку Вера. – Мальчик – буркнула та.

      И Вера, довольная, что утро началось с доброго дела и добрых вестей, решила воспользоваться возможностью без очереди попасть в душ.

      Глава 2

      Представления о материнстве Лида имела весьма туманные.

      Ее отношения с родной матерью закончились печально много лет назад, когда пятилетнюю Лиду, завшивленную и голодную, забрала из прокуренного холодного дома социальная служба.

      Суровая чужая тетка застегивала пуговицы на ветхом пальтишке Лиды, шапочку натягивала на непослушные вихры. А мама стояла опершись на притолоку двери и мутным немигающим взглядом смотрела в окно. Ни одной попытки