Восковая персона. Юрий Тынянов

под колючим деревом читает книгу. На нем толстая дерюга и сидит, оборотясь задом.

      И море.

      Голубятня, простая, с колонками, а колонки толстые, как колена. И статуи и горшки. Собака позади, с женским лицом, лает. Птица сбоку делает на краул крылом.

      Китайская пагода прохладная.

      Два толстых человека на мосту, а мост на сваях, как на книжных переплетах. Голландское обыкновение.

      Еще мост, подъемный, на цепях, а выем круглый.

      Башня, сверху опущен крюк, на крюке веревка, а на веревке мотается кладь. Тащат. А внизу, в канале, лодка и три гребца, на них круглые шляпы, и они везут в лодке корову. И корова с большой головой и ряба, крапленая.

      Пастух гонит рогатое стадо, а на горе деревья, колючие, шершавые, как собаки. Летний жар.

      Замок, квадратный, старого образца, утки перед замком в заливе, и дерево накренилось. Норд-ост.

      И море.

      Разоренное строение или руины, и конное войско едет по песку, а стволы голые, и шатры рогатые.

      И корабль трехмачтовый и море.

      И прощай, море, и прощай, печь.

      Прощайте, прекрасные палаты, более не ходить по вас!

      Прощай, верея, верейка! На тебе не отправляться к Сенату!

      Не дожидайся! Команду распустить, жалованье выдать!

      Прощайте, кортик с портупеей! Кафтан! Туфли!

      Прощай, море! Сердитое!

      Паруса тоже, прощайте!

      Канаты просмоленные!

      Морской ветер, устерсы!

      Парусное дело, фабрические дворы, прощайте!

      Дело навигацкое и ружейное!

      И ты тоже прощай, шерстобитное дело и валяное дело!

      И дело мундира!

      Еще прощай, рудный розыск, горы, глубокие, с духотой!

      В мыльню сходить, испариться!

      Малвазии выпить доктора запрещают!

      Еще прощай, адмиральский час, австерия, и вольный дом, и неистовые дома, и охотные бабы, и белые ноги, и домашняя забава! Та приятная работа!

      Петергофский огород, прощай! Великолуцкие грабины, липы амстердамские!

      Прощайте, господа иностранные государства! Лев Свейский, Змей Китайский!

      И ты тоже прощай, немалый корабль!

      И неизвестно, на кого тебя оставлять!

      Сыны и малые дочки, потроха, потрошонки, все перемерли, а старшего злодея сам прибрал! В пустоту приведут!

      Прощай, Питер-Бас, господин капитан бомбардирской роты Петр Михайлов!

      От злой и внутренней секретной болезни умираю!

      И неизвестно, на кого отечество, и хозяйство, и художества оставляю!

      Он плакал без голоса в одеяло, а одеяло было лоскутное, из многих лоскутьев, бархатных, шелковых и бумазейных, как у деревенских детей, теплое. И оно промокло с нижнего краю. Колпак сполз с его широкой головы; голова была стриженая, солдатская, бритый лоб.

      Камзол висел на вешалке, давно строен, сроки прошли, и обветшал. К службе более не годится.

      А через час придет Катерина, и он знал, что умирает из-за того, что ее не казнил и даже допускает в комнату. А нужно было ее казнить, и тогда бы кровь получила облегчение, он бы выздоровел. А теперь