Василиса и Кощей. Анна Геннадьевна Гринь

– согласилась нехотя, – но я так сильно отличаюсь… Самой неприятно.

      Татьяна хмыкнула и пригубила клюквенную наливку, которой я решила залечить душевные раны этим вечером. Обошла меня, рассматривая, и заявила:

      – Все не так плохо. У тебя только лицо изменилось. А фигура осталась та же. И рост. Было бы хуже, если бы ты совсем другой стала.

      Эти слова должны были утешить, но не утешали.

      – Я не хочу быть такой! – возмутилась и притопнула ногой. – Стыдно из дома выйти теперь.

      – А чего стыдиться? – удивилась подруга.

      – Я страшная.

      Таня хмыкнула и сообщила:

      – Зато у тебя теперь есть куча возможностей, Васюш.

      – О чем ты? – даже немного обиделась я. – Какие возможности? Нет у меня никаких возможностей. Я была красавицей! Да, не такой красивой, как мои сестры, но красавицей. Именно из-за внешности получила работу в главном офисе. Заказчики…

      – Вот именно! – перебила Татьяна. – Вот именно, Вася. Сколько раз ты жаловалась, что никто не смотрит дальше твоего хорошенького личика, а? Тысячу? Десять тысяч раз? Ты сама знаешь, что тебя, как и многих, судят только по внешности. И относятся так, словно ты не человек со своими желаниями, мыслями, потребностями, а фарфоровая куколка.

      Я вздохнула.

      – Твой Олег!.. – воскликнула Таня и раздраженно махнула рукой. – Тупой пенек, а не мужик. Он ведь тоже к тебе относился, как к красивой кукле. А ты потакала. Делала все, чтобы он не разочаровался. И во что это вылилось? Ты встречалась с ним шесть лет, а потом выяснилось, что он то и дело шастал на сторону.

      Я поморщилась. Олега вспоминать не хотелось. Рана, которую он оставил в моем сердце, уже немного поджила, но все еще отдавала болью.

      Мы познакомились, когда обоим было лет по пятнадцать. Вместе учились, вместе веселились. И как-то само собой получилось, что начали встречаться.

      Мне казалось, что в этом нет ничего необычного. Все как раз очень правильно. По-настоящему. Как и должно быть.

      И мне хотелось, чтобы эта любовь стала чем-то большим… Чтобы мы пронесли ее через всю жизнь!

      Именно поэтому я очень старалась. Пыталась соответствовать какому-то идеальному образу: следила за мимикой, жестами, была аккуратна в поступках, не перечила. И радовалась, когда Олегу раз за разом говорили, что он нашел идеальную девушку. Я была такой. Красивой. Правильной. Покладистой. Терпеливой. Обожаемой его родителями.

      Я привыкла любить то, что любил он. Даже в еде. Отдыхала там, где хотелось Олегу. Одевалась так, как ему хотелось. Улыбалась так, как ему нравилось.

      А потом в какой-то момент осознала, что он ничего не знает обо мне настоящей. Более того, он не видит, как я стараюсь. И не пытается видеть, замечать. Он просто принимал все, как должное. А я… я испортила себе жизнь, часть жизни, играя роль идеальной девушки, возлюбленной и невесты для человека, который видел во мне лишь приятную статусную игрушку. Кудесница же!

      И осознала я это совершенно случайно, когда до меня дошли слухи о девушке-репетиторе младшей сестры Олега, с которой он с превеликим удовольствием запирался в ванной комнате после занятий. А после новости посыпались, как из прохудившегося мешка. И остановить их оказалось невозможно. Олег и не пытался, он почему-то решил, что я, будучи и в этом идеальной, просто проглочу факт его похождений на сторону.

      Не проглотила. И с тех пор никак не могла заставить себя поверить хоть кому-то, когда меня звали на свидание.

      – Зачем ты его вспомнила? – спросила жалобно. – Я же просила…

      – Прости, – скорчила виноватую мину подруга. – Я не специально. Неужели тебя до сих пор задевает? Три года прошло, Василиса! Тебе скоро двадцать пять, а ты на молоко дуешь…

      Я поморщилась и плеснула нам еще наливки.

      – А теперь подумай, – опрокинув в себя алкоголь, сказала Таня, – на недели или на месяцы ты теперь вот такая. Но рано или поздно твоя настоящая внешность вернется. Это безусловно.

      – И что?

      – А то, что у тебя нет поводов переживать. Нужно просто подождать, – пояснила Татьяна. – А пока ждешь…

      – Что? – спросила я, глядя на ухмыляющуюся подругу.

      – Ты можешь делать все, что душе угодно! – воскликнула она. – Можешь вести себя… не идеально. Говорить, что думаешь. Смеяться на улицах. Показывать язык прохожим.

      – Я не ребенок, – возмутилась немного.

      – Не в этом дело, – отмахнулась Таня. – Я к тому, что тебе нет причин переживать, как тебя воспримут другие, ведь скоро это лицо исчезнет. Это не проклятие, а настоящая возможность пожить так, как ты никогда не жила!

      Я несколько секунд молча смотрела на подругу, а потом тихо хмыкнула:

      – Ну… возможно.

      В словах Тани был резон. Я не горела желанием пользоваться ее предложением, но от идеи внезапно стало легко и свободно.

      – Это как маска на балу, – продолжила рассуждать девушка. – Тебя никто не узнает и не осудит. Можно танцевать,