Мальчик, который вышел в космос. Владимир Шпырков

точенными прибоем. Из одной такой кости было мое копье. Они были настолько твердыми, что даже крабы, выползавшие ночью на берег, и покрывавшие его подобно шевелящемуся темному покрывалу, не пытались кусать эти окаменевшие когти. А ведь крабы этого вида, мутанты, могли перекусить армированный провод и обгрызть его. Мальчишками мы забавлялись, принося им это угощение, сворованное из ангара со старыми разобранными звездолетами. Но потом нам это приелось, а после того, как один мутант цапнул Ивара за ногу в качестве благодарности за угощение, оставив долго незаживающую рану, а нас всех посадили в карцер на целый день, мы перестали бегать к морю ночами. Вечерами, после занятий, прогулки разрешались, и можно было бродить где угодно, ведь с Песталоцци убежать было невозможно. Это была планета для перевоспитания трудных подростков. Каждый из нас в чем-то провинился перед обществом или семьей. Лично я несколько раз сбегал из дома. А так как матери у меня не было, отец, занятый службой, таким образом решил меня исправить, а заодно наладить свою личную жизнь, которой я, надо полагать, препятствовал. Вначале я бесился, строил планы побегов, нарушал дисциплину, отказывался учиться, даже объявлял голодовку.

      Но однажды случилось нечто невероятное, что навсегда изменило меня. Я сидел на Скале Закатов и смотрел на море. Был вечер, оранжевый диск солнца уже коснулся моря, а небо покрылось испариной легких облаков. Я бросал в воду куски хлеба, припасенные с завтрака, надеясь, что какая-нибудь рыбина покажет острый плавник и покрытую серебром спину, и тогда я смогу загадать желание, но тщетно. Море молчало, словно набираясь сил перед бурей. И вдруг я увидел, как вдалеке из его спокойной глади поднимается что-то похожее на перископ, оно становится все длиннее, все мощнее, и я понимаю, что вижу голову какого-то чудовища. Так вот они какие, те, чьи кости усеяли берег! Я вскочил, не в силах справиться с торжеством, и крикнул, простирая руки к нему:

      – Я вижу тебя! Я хочу стать твоим другом, дракон!

      Почему я понял, что это дракон, еще до того, как он вынырнул целиком из воды, я не знаю. Потом, вспоминая этот момент, я решил, что мое воображение создало его. Он взлетел, как подводная ракета, которую я когда-то видел на учениях с отцом, но бесшумно, и только вода образовал воронку, быстро исчезнувшую. Он сделал круг над скалой и пропал.

      Я хранил воспоминание об этой встрече долгие годы, я молился моему дракону перед сном, как молятся земляне своим богам, я просил его прилететь за мной и унести меня с этой планеты туда, где нет надзирателей и можно говорить все, что думаешь. Я наивно полагал, что последний пункт – самое важное достижение Межпланетной демократии. Он не прилетал и не уносил, но как будто давал мне ответы на вопросы, которые стали возникать в моей бесшабашной голове по мере того как я из щуплого мальчишки становился похожим на остальных ребят колонии: крепким, здоровым подростком. Я вдруг понял одну вещь: если хочешь стать свободным, нужно учиться. И налег на учебу. У меня появились друзья. Особенно я сблизился с Иваром. Он был с Земли, как и я, и попал сюда после ряда правонарушений, о которых не распространялся. С нами часто гуляли Мартин и Криспи, и в классе нам дали прозвище: цветной квадрат, так как мы все были представителями разных рас. Темная кожа Мартина, золотистый цвет лица и узкий разрез глаз Криспи являли собой контраст дня и ночи. Ивар имел темно-рыжие волосы, яркие, как пламя. По контрасту с ними мои светлые патлы проигрывали, но до поры до времени меня это не заботило. До тех пор, пока не появились девчонки. Кто надумал создать группу девчонок на Песталоцци? В наш относительно спокойный мирок это внесло сумятицу. Их поселили в соседнем строении, до тех пор пустовавшем. Наши воспитатели, в первую очередь Проныра Джонсон, бывший надзиратель в тюрьме, следили за тем, чтобы мы их не обижали. Нас, мальчишек, было двадцать человек, а девчонок прибыло семь. И самой заметной среди них была Карилла, девочка с темными волосами и глазами, которые могли метать молнии.

      Она сразу стала пятой в нашей компании. У каждого из нас было свое оружие. Мартин, самый сильный из нас, где-то раздобыл старинное оружие землян – пистолет, но патронов к нему не было, зато этой штукой он разбивал крабов-малюток, как орехи. Я имел длинное копье из кости морского обитателя, выброшенной на берег. Криспи гордился летательной табличкой, и это была опасная игрушка, похожая на бумеранг. Ивар Рост любил потрясать молотом, найденным в ангаре. Наше увлечение самообороной началось во время курса по истории оружия. Но у Кариллы главным оружием были ее глаза. Когда она обращала на меня влажный взор, сердце сжималось, и хотелось стать кем-то пушистым и издавать урчание. Но если она сердилась, то лучше было на нее не смотреть. Еще она умела говорить такие слова, которые вас стирали в порошок и развеивали по ветру, вы становились пылью. Так было всего два раза, но после второго я решил, что напрасно тогда поцеловал ее в лесу, где проходила отработка навыков выживания. Ну да ладно об этом.

      Последняя весна была полна ожиданием скорого отбытия. Мы знали, кого куда распределила Комиссия, и каждый из нашей компании, я думаю, испытывал смешанные чувства. С одной стороны, мы тут выросли, нам дали неплохую подготовку для дальнейшего обучения. Но мы понимали, что теперь у каждого своя дорога, и если и придется встретиться когда-нибудь, то вряд ли надолго.