Соловецкие бойцы. Дарья Плещеева

из казенки вышел Гриша Чарский. Он и после обеда уходил туда греться. Вид у гимназического учителя был жалкий, его малость знобило.

      – Вылезай-ка на солнышко, – посоветовал Василий Игнатьевич. – Погрей косточки.

      – Как же ты, такая дохлятина, трудиться будешь? – ехидно полюбопытствовал Ушаков. – Сидел бы уж дома, мухортик!

      Славников весь подобрался – слова «мухортик» он не знал, но понял, что Ушаков оскорбил безответного Гришу. Первое, что в голову пришло, – спихнуть Сидора в холодную Сухону, пусть побарахтается, пока не кинут ему веревку!

      Но не пришлось – опередили.

      – Уж как-нибудь с Божьей помощью потрудится, – довольно громко отрубил Родионов и так посмотрел на Ушакова, что тот даже растерялся. А Родионов вернулся к пухлой книжице, которую читал в дороге.

      Чтобы отвлечь общее внимание от этой краткой стычки, Ушаков затеял разговор. Он уже знал, что предстоит плыть мимо Троицкой пустыни на Дедовом острове, и стал задирать дядю Авдея – сможет ли барка успеть туда до заката и темноты.

      – Как Бог даст, – отвечал дядя Авдей.

      – Я, когда сюда собирался, по карте весь путь изучил, вроде не успеваем. А может, успеем? Кто за то, что добежим?

      – Пари? – внезапно заинтересовавшись, спросил Славников.

      – Отчего же нет? Не все ж акафисты читать и псалмы слушать. Этого в обители будет сколько требуется – успевай лишь спасать душеньку. А покамест мы только в дороге…

      Василий Игнатьевич повернулся к нему.

      – А не ссадить ли тебя, светик, на Дедовом? – ласково спросил он. – Там тоже работы хватает.

      – Как же ссадить – я дорогу до Соловков полностью оплатил!

      – А денежки верну. Деньги – тьфу. Ну?

      Ушаков надулся и отвернулся. Родионов посмотрел на него с любопытством – видимо, показалось странным, что Ушаков не пытается спорить.

      Пейзаж меж тем менялся. На правом берегу все чаще встречались обрывы со сползшими вниз, к воде, деревьями, а Сухона словно бы сжималась, и течение сделалось быстрее.

      – Вон они, – сказал дядя Авдей. – Все семейство – Дедов остров, Бабий и Внуков.

      Федька и Митя, бывшие тут же, на носу, засмеялись.

      Славников подошел к Грише.

      – Вы, сударь, держитесь меня, – тихо сказал он. – В обиду не дам.

      – Да я не обидчив… – прошептал Гриша и покраснел – вспомнил, как орал на него Торцов.

      – О чести в нашем путешествии говорить не приходится, это, наверно, грешно, однако у всякого человека есть достоинство. Не позволяйте никому звать себя мухортиком.

      – А что это значит?

      – Вот и я не знаю, что это значит, – признался Славников.

      Этот разговор слышал Родионов.

      – Тамбовское словечко, господа. Означает хиленького мужичка… – Он задумался и сам себя спросил: – Тамбовское, стало быть? Простите, сударь, вчера как-то не вышло познакомиться толком. Я – Иван Петрович, вы?

      – Андрей. Андрей Ильич. Можно просто – Андрей… В обители, наверно, ко всем попросту обращаются?

      – Во