Переплыть Байкал и замереть. Дмитрий Шептухов

ность Байкала пугает. Моя затея зайти в воду с левого берега и выйти на правом теперь кажется идиотской. Я не плавал из Англии во Францию, но почему-то назвал этот старт для себя: Сибирский Ла-Манш.

      Вода поднимается до колен, затем морозит кисти, подгибаю колени и проваливаюсь грудью. Последний шаг. Отталкиваюсь от Иркутского твёрдого дна – оттиск камня впечатывается в ступню. Следующий шаг должен быть через тысячи гребков на берегу Бурятском. Случиться ли он? Пропустит ли Байкал? Если да, то каким будет этот шаг и каким буду я?

      У холодной воды есть особое свойство, она умеет сдавливать грудь не хуже стального обруча. Так что в первых гребках дыхание замятое, движения суетливые, а лицо горит от холода. Байкал изучает меня, засылая за шкирку и под рукава гидрокостюма иглы ледяной воды.

      Гребками проталкиваюсь вперёд и белые кисти под водой словно ластики стирают со дна валуны. Пара десятков штрихов расчищают подо мной холодно-синий мольберт. Позади остаётся старинный и сказочный посёлок Бугульдейка. Название то какое…

      Первый подъём головы цепляет взглядом корабль сопровождения – это моя полярная звезда на весь путь. За полчаса до старта очно знакомлюсь с капитанами Дмитрием и Максимом. Обсуждаем трассу и детали маршрута, они мне внушают доверие, но, похоже, что я им не очень.

      Правило заплыва у меня простое и касается спортивной чести: от захода до выхода из воды не дотрагиваться ни до людей, ни до корабля. То есть, с борта мне могут бросать еду или экипировку, всё остальное сам. Нельзя брать никого за руку, нельзя висеть на корабле и тем более подниматься на судно отдыхать, полная тактильная автономность. Забегая вперёд скажу, что с задачей оставаться недотрогой в пути я справился.

      Сюрприз сразу на старте – корабль забирает сильно влево, отклоняюсь от прямой. Понимаю, что так надо, но это удлиняет и без того критические для меня 29 километров трассы. Несмотря на пластмассовые движения задубевшими руками, выдаю первый километр за 17 минут и 06 секунд. Это моё стандартное начало в тёплой воде, а в холоде это быстро. Зачатки уверенности начинают прогрызаться сквозь стартовое состояние абсурдности предприятия. Пока все по плану, жду первый пит-стоп, и начальные тридцать минут тянутся бесконечно.

      Подплываю к корме, с которой сбрасывают на верёвке два шейкера с тёплым изотоником и горячей кашей. Согрелся, раздышался и распластался на воде как надо, гребок медово-тягучий. Начинаю получать удовольствие от плавания, осознавая, что уже всё не зря, вот за этим я здесь.

      Часы жужжат, сообщая о третьем пройденном километре. С предвкушением смотрю на циферблат, но что это?! Три километра за час – это катастрофично медленно. Наверное, сбой у часов, плывётся мне отлично и по ощущениям очень быстро. Успокаиваюсь и концентрируюсь на элементах длинного гребка.

      К третьему часу выплываем на максимальную глубину почти в километр. Теперь я знаю, как выглядит «глубокий» цвет. Смотришь вниз, а там окрас ужаса. Поворот головы и сбоку красота; статные зелёные холмы с опорой на серебренную водную гладь. Перевалка корпуса в другую сторону, голова вниз, а там – ужас.

      Пробую плыть с закрытыми глазами, бесполезно. У меня под брюхом двадцать пять миллионов лет, прожитых озером. Жуть я чувствую кишками и теперь стыну не только от холодной воды.

      Я дрожащий комар с прозрачными крыльями и пытаюсь улететь от распахнутого, затягивающего жерла вулкана. В своём опыте я впадал в разные плавательные коматозы, но впервые в жизни плыл вверх, стараясь уплыть ото дна. В этих вертикальных усилиях не было ничего от надрыва тонущего. Было гипнотизирование пучиной Байкала, он захватил все мои спортивные, мужские, городские и рациональные рефлексы. Я был полностью его, он оставил мне только рыбьи функции: бессмысленно моргать, шевелить плавниками и глотать ртом воздух.

      Впадаю в транс и ощущаю себя зажатым в серединном узком горлышке песочных часов. Надо мною небесная колба космической бесконечности. Внизу такой же, расходящийся книзу бездонный сосуд. Байкальский провал подо мною ощущается равным по мощи и глубине галактике небесной.

      Вмиг кто-то переворачивает песочные часы, и я уже плыву к вверх тормашками назад к месту старта. Плыву на спине, но почему-то цепляюсь ладонями за вязкое небо. Чёрно-синий омут теперь сверху, а голубое небо снизу. Обратный переворот и вновь я плыву вперёд, новый кульбит песочных часов и я опять муха, ползущая по потолку.

      Байкал развлекался мною как хотел.

      Едва не ударяюсь о корму корабля и выпадаю из транса. Это конец третьего часа заплыва, на часах я вижу обескураживающие семь километров. Капитан подтверждает, что прошли семь, значит часы не врут, они и раньше не подводили. Меня деловито кормят, но во взглядах читается – не доплывёшь.

      К этому времени должно было быть пройдено девять-десять километров. Такое отсутствие скорости фактически гарантирует, что я не смогу доплыть до противоположного берега. Чем дольше ты в холодной воде, тем ближе к краю своих возможностей.

      Рациональными причинами черепашьего хода могут быть низкие температуры и течения. Но холод я пока держал, противотоков не замечал