Эндимион. Дэн Симмонс

когда-то в Гегемонию. Дальше вы отправитесь другой дорогой, увидите множество древних миров. Поплывете по реке Тетис.

      Я понял, что старик окончательно спятил. Великая Сеть и Гегемония погибли в тот самый день, когда перестали действовать нуль-порталы и отвернулись от человечества ИскИны. Тогда вновь установилась тирания межзвездных расстояний. Ныне лишь корабли Ордена, транспорты грузового флота да ненавистные Бродяги бороздили мрак пространства.

      – Иди сюда, – прохрипел старик и поманил рукой. Я заметил, что согнутые пальцы не желают распрямляться. От него пахло так, как пахнет ото всех стариков; сюда же примешивались запахи лекарств и чего-то вроде кожи.

      Чтобы объяснить, что такое река Тетис и почему я решил, что Силен впал в старческий маразм, не требовалось вспоминать, о чем рассказывала вечерами у костра бабушка. Всем известно, что река Тетис и Гранд-Конкурс являлись чем-то вроде осей, на которые были нанизаны миры Гегемонии. Конкурс представлял собой улицу, соединявшую сотню с лишним миров; эта улица была доступна для всех, на ней располагались никогда не закрывавшиеся нуль-порталы. По реке Тетис путешествовали меньше, однако именно по ней ходили баржи и сновали бесчисленные прогулочные катера, перемещавшиеся по течению с планеты на планету.

      Когда рухнула Великая Сеть, Конкурс распался на тысячи частей, а река Тетис просто прекратила свое существование: поскольку порталы не действовали, вместо нее возникли десятки речушек, которые уже никогда не объединить в прежний могучий поток. Древний поэт, которого я сейчас видел перед собой, описал гибель реки в своей поэме. Мне припомнились строки, которые цитировала бабушка:

      И река, что текла

      Два с лишним века

      Сквозь пространство и время —

      Штучки Техно-Центра, —

      Уже не течет

      Ни на Фудзи с Актеоном,

      Ни на Мире Барнарда,

      Ни на Эсперансе, ни на Неверморе.

      Там, где бежала Тетис,

      Вилась сверкающей лентой,

      Ныне стоят часовыми

      Мертвые порталы.

      И вода не бурлит, как бывало,

      В пересохшем русле.

      Все мертво давным-давно,

      Все в пыли погребено,

      И связать нас воедино

      Тетису не суждено.

      – Ближе, – прошептал старик, подзывая меня движением скрюченного пальца. Я наклонился над кроватью. Дыхание Силена напоминало воздух внутри гробницы, дверь в которую оставили открытой, – лишенный запаха, но застоявшийся, словно насыщенный ароматом минувших столетий.

      Поэт шепнул:

      Прекрасное пленяет навсегда.

      К нему не остываешь. Никогда

      Не впасть ему в ничтожество…[2]

      Я выпрямился и кивнул, будто старик произнес что-то вразумительное. Было ясно, что он сошел с ума.

      Словно угадав мои мысли, Силен хихикнул:

      – Те, кто недооценивает могущество поэзии, частенько называли меня сумасшедшим. Не торопись, Рауль Эндимион.

2

Дж. Китс «Эндимион». Песнь первая (пер. Б. Пастернака).