Летят журавли. Виктор Розов

Вот вы какие!

      Федор Иванович. Нравимся? Ну, гость дорогой, сбрасывай пожитки.

      Володя кладет вещевой мешок.

      Федор Иванович. Анна Михайловна только что ушла, так что потерпи еще малость. Ириша, дай-ка с заветной полочки. Мы пока покалякаем. Ты пьющий?

      Володя. Конечно.

      Федор Иванович (Ирине). Слыхала, как гордо сказано? (Володе.) Тебе сколько лет?

      Ирина вышла.

      Володя. Двадцать один.

      Федор Иванович. А я, знаешь, водку только лет в двадцать пять попробовал. Некогда было. Мировая война, революция, гражданская… Словом, не везло.

      Володя. Я все-таки на фронте был.

      Федор Иванович. Понимаю. В отпуск или по чистой?

      Володя. По чистой.

      Федор Иванович. Чем заслужил?

      Володя. Пуля в легком сидит. Это не больно. Только вы матери не говорите – сидит и пусть сидит, а ей скажем, что вытащили.

      Федор Иванович. Что же ты не писал о приезде?

      Володя. Нарочно. У меня сегодня день рождения.

      Федор Иванович. Сюрприз?

      Володя. Да. Вот только вид не праздничный.

      Федор Иванович. Да, всучил тебе кладовщик не первый сорт.

      Володя. Взял что попало, только бы побыстрей. И в дороге пропылился. В Азии-то уже жарко.

      Ирина (входя). А почему ты решил, что я Вероника?

      Володя. Мать писала – хорошенькая.

      Федор Иванович. Ирина, твои шансы повышаются!

      Ирина. Чудак! Это же она о Веронике писала.

      Володя. О вас она тоже хорошо писала.

      Федор Иванович (Ирине). А Вероника где?

      Ирина. Гулять ушла.

      Федор Иванович (подымая рюмку). Ну, молодой герой, в нашем доме ты – первая ласточка.

      Чокаются.

      Дай бог – не последняя!

      Володя (чокаясь). Да, как говорится.

      Ирина. Он не в этом смысле сказал, Володя.

      Володя (серьезно). Я знаю.

Занавес

      Действие второе

      Картина четвертая

      Комната Антонины Николаевны Монастырской. Антонина Николаевна и Варя сервируют стол.

      Антонина Николаевна….Вот, Вавочка, как может перевернуться вся жизнь.

      Варя. Вы не огорчайтесь, Антонина Николаевна. Получается прямо необыкновенно, как до войны.

      Антонина Николаевна. Ты бы видела мои комнаты в Ленинграде! Какая мебель! Шкаф – клен «птичий глаз»! И представь, я его забила огромными гвоздями, там посуда. Хрусталь сложила в ванну. Неужели разворуют? А какие люди собирались у меня в этот день! Шум, смех… К концу вечера мы обязательно брали машину, и айда по городу… Из конца в конец! На Васильевский, на Кировские острова, по Петроградской стороне – всюду! Катание на машинах в эту ночь было традицией. А теперь… Какой ужас эта война! Она меня будто вышибла из той жизни одним махом, одним ударом… И знаешь, Вава, какая самая страшная мысль? А вдруг уж ничего не будет по-старому? Ничего, никогда!

      Варя. Будет, Антонина Николаевна, будет. Я еще к вам в Ленинград в гости приеду.

      Антонина