Помещик. Том 2. Новик. Михаил Ланцов

Государь, подписанную. Вот он всё и вывалил.

      – Окладчик – это хорошо, – скривился царь от с трудом скрываемого раздражения.

      – Обидел воевода окладчика. Иначе бы промолчал.

      – Чем обидел?

      – Воевода разорил вдову Петра совершенно и оставил его единственную дочь без приданого. Ещё и роду остаток долга пришлось выплачивать, – начал первый докладчик.

      – Чтобы не допустить кровной вражды, – продолжил второй докладчик, – он поженил Андрея на дочери Петра – Марфе-бесприданнице. Андрею же он пообещал в качестве приданого нарезать поместье Петра, в котором жили три дюжины крестьян.

      – Но обманул.

      – И это поместье никому не выделили. А крестьян себе разобрали сотники.

      – А окладчика чем обидел?

      – Ему он тоже крестьян обещал с этого поместья, но…

      – Какой Гришка молодец, – процедил царь. – Прямо слушаю и не нарадуюсь.

      Все помолчали. А что тут добавить?

      – А что Андрейка? Где он сейчас?

      – В поместье своём. Он туда отбыл. Нанял каких-то людей и отбыл.

      – Каких-то?

      – Кузнеца, разорившегося после нашествия. С женой и двумя детьми. Плотника безногого. Нищего с паперти. Двух бобылей да трёх вдов крестьянских с детьми малыми, что после нашествия маялись, нужду терпя. Рты же лишние. Ещё жену, тёщу и двух своих холопов, которых прежде прилюдно объявил свободными. Но они всё одно за ним пошли.

      – Интересно… – задумчиво произнёс царь. – А что он там делать собрался?

      – Мы не смогли узнать. Сказывают, что по осени он с купцом тульским Агафоном о каком-то торге сговорился. Но зерна вряд ли привезёт. Там ведь ничего не посеяно у него. Да и некому сеять.

      – Очень интересно, – ещё тише и каким-то холодным, могильным голосом произнёс царь, барабаня пальцами по столику.

      – Ещё про Андрейку всякие сказки сказывают.

      – Он ведь зимовал в отцовском поместье. Там и волчья стая приходила, и медведь-шатун, и разбойники. Всех побил и разогнал. Болтают даже, будто бы и не волки то были, а волколаки, которых на него колдун натравил.

      – Там ещё и колдун есть? – удивился царь.

      – Болтают. Но люди любят болтать. Точно же мы не смогли выяснить.

      – А что Макарию от Андрейки надобно? Чего в покое не оставит? Вытряс же с мальца уже всё до нитки.

      – Точно этого выяснить не удалось, – неуверенно произнёс третий докладчик. – Но наш человек шепнул, что у них поговаривают, будто было бы неплохо, если бы он постриг принял.

      – Вот, значит, как… – совсем похолодел голос царя, начав отдавать лязгом металла. – Ступайте.

      Все трое поклонились и, попятившись, убрались с глаз долой.

      Иоанн Васильевич же уставился в окно, рассматривая облака. И задумался над тем, на кой бес Макарию сдался этот паренёк. Да, удумал лампу и печь. Это интересно. Но он ли? Краску же он из отцовского наследства взял. Может, и лампу тоже? С печью не сходится. Но её устройство тоже он мог откуда-то вызнать. А что, если нет? А что, если он действительно всё сам удумал? Но тогда