Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969. Лорна Мартенс

большой разрыв возникает между мемуарами – произведениями, рассказывающими «историю», – и автобиографиями, рассказывающими «мою историю». Многие женщины пишут воспоминания о мире своего детства, не сосредоточиваясь на себе. Таким образом, кажется, что сама жизнь – детство в большой викторианской семье, или в гималайских джунглях, или в приюте, или с родителями – странствующими артистами – оправдывает книгу. В таких произведениях девочка выступает скорее как свидетель, чем как субъект. Однако другие писательницы фокусируются на себе: субъектности главной героини, ее личности, ее развитии.

      Большинство исследователей жанра предполагают, что автобиография детства ориентирована на себя: центральным элементом такого сочинения является детское «я» писателя. Коу делает эту фокусировку на себе частью своего определения «детства»: «структура шаг за шагом отражает развитие личности автора»24. Автобиография, ориентированная на себя, по праву привлекает внимание критиков: она отмечает место, где индивидуальная саморефлексия встречается с общественными нормами. Так она становится заманчивым объектом для анализа, в том числе и с точки зрения гендера. Тем не менее если взглянуть на историю жанра, найти такие работы непросто. Коу, Дэвис и Дуглас сходятся во мнении, что в автобиографии детства взрослый воссоздает свое детское «я». Но исторический подход «снизу вверх» – тот, который я выбрала для этой книги, – показывает, что взрослый, кроме того, выбирает, какую часть этого детского «я» включить в повествование. История женского автобиографического письма о детстве показывает, что, помимо автобиографий, женщины писали мемуары, где детское «я» автора может быть почти незаметным. Между этими двумя концами спектра существует множество текстов, в том числе семейные истории, истории братьев и сестер и «реляционные» автобиографии, в центре внимания которых находится не развивающееся «я» ребенка, а его отношения с окружающими или даже сами окружающие*.

      Хотя Томас Кузер в своей книге Memoir уверяет нас, что слово «мемуары» сегодня вытеснило другие термины, означающие жизнеописание, для исторического исследования полезна старая терминология, различающая работы, ориентированные на себя, от работ, направленных на других25. Я использую термины «мемуары» и «автобиография» в соответствии с разграничением, которое обозначают, например, Бернд Нойман, а также Сидони Смит и Джулия Уотсон со ссылкой на Ли Куинби26. Изрядное количество текстов обладают признаками обоих жанров, но даже там, как правило, можно проследить преобладание того или иного фокуса, что позволяет отнести конкретную работу к одной или другой категории. До XX века французские женщины, как правило, фокусировались на себе, а англоязычные писательницы тогда же чаще выбирали скромную альтернативу рассказывать о «нас» – семье, братьях и сестрах. Позже стало принято различать два широких направления: мемуары и автобиографии, причем женщины отметились в обоих. В межвоенные

24

Coe R. When the Grass Was Taller. P. 9.

*

Хутон в книге Stories of Herself When Young отмечает склонность австралийских женщин переносить внимание с себя на других и возводит ее в принцип самобытной женской традиции автобиографического письма в Австралии. Она считает, что общим знаменателем рассказов о детстве австралийских женщин является связанность: «Наиболее распространенной и последовательной характеристикой женских автобиографий является та, которую Кэрол Гиллиган определяет в своем исследовании женского взросления в книге In a Different Voice – определение собственного „я“. В контексте отношений и суждения о себе с точки зрения способности заботиться» (Hooton J. Stories of Herself When Young: Autobiographies of Childhood by Australian Women. Melbourne, 1990. P. 91). Хутон принимает теорию психоаналитика и социолога Нэнси Чодороу о том, что девочки и мальчики в силу отношений с матерями доэдиповой фазы развивают разные парадигмы самости, основанные на связанности (девочки) и индивидуации (мальчики) (Ibid. P. 86). Я бы не стала делать подобное утверждение в отношении женской автобиографии детства в целом. Француженки выводили свое «я» на передний план автобиографии еще в период становления жанра. Ланге обращает внимание на «поразительную децентрацию самости» в немецкой автобиографии детства в XIX веке в целом, при этом большинство ее примеров – мужчины (Lange К. Selbstfragmente: Autobiographien der Kindheit. Würzburg: Königshausen und Neumann, 2008). Анн Рюггемайер в недавнем исследовании реляционной автобиографии утверждает, что «новый жанр» реляционной автобиографии возник в 1970‑х годах в англоязычных странах и что в основу его легла концепция реляционной идентичности (Rüggemeier А. Die relationale Autobiographie. Trier, 2014), которая началась с Уильяма Джеймса и впоследствии проникла в психологию, социологию, философию и психоанализ XX века. Очевидно, что теория Рюггемайер не учитывает традицию не сфокусированного на себе женского автобиографического письма (такого, как семейная история), но, несомненно, что некоторые важные авторы женских автобиографий периода после Второй мировой войны, чья самооценка носит реляционный характер, имели опыт работы в психологии или психоанализе.

25

Couser G. T. Memoir. P. 15–32.

26

Neumann B. Identität und Rollenzwang: Zur Theorie der Autobiographie. Frankfurt, 1970, P. 10; Smith S., Watson J. Reading Autobiography: A Guide for Interpreting Life Narratives. Minneapolis, 2010. P. 274.