Глаза и уши режима. Государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928. В. С. Измозик

от Ленина и его соратников формирования, в частности, специальных структур для проведения политического контроля и политического сыска.

      Результатом этого быстро изменившегося подхода стало, в том числе, создание Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (с августа 1918 года название изменилось: «…по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности») 7 (20) декабря 1917 года. В начале 1919 года председатель Верховного революционного трибунала ВЦИК Н. В. Крыленко, видный деятель коммунистической партии, говорил: «Мы признаем необходимость правильной постановки политического розыска, т. е. политического сыска и в этом также ничего зазорного не видим»121. В условиях Советской России необходимость политического контроля для руководства страны стала особенно ощущаться в условиях все более разгоравшейся Гражданской войны, с лета 1918 года. В это время на территории республики было прекращено издание оппозиционных газет и журналов, в июне–июле 1918 года из состава Советов были в основном исключены представители остававшихся там оппозиционных социалистических партий: меньшевики, правые и левые эсеры и т. д. Росло недовольство значительной части крестьянства, рабочих Москвы, Петрограда и других городов своим экономическим положением. В этой обстановке правящая партия придает все большее значение получению достаточно объективной закрытой информации. Из законодательных документов исчезла формула о «неприкосновенности личности и жилища», обещанная в программе социал-демократов. В Конституции 1918 года говорилось лишь, что, «руководствуясь интересами рабочего класса в целом, Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика лишает отдельных лиц и отдельные группы прав, которые используются ими в ущерб интересам социалистической революции»122.

      Такая «резиновая» формулировка открывала широчайший простор для нарушения прав граждан, защищать которые обещала революция. Подобным же образом обстояло дело и с теми постановлениями советской власти, которые формально ограничивали произвол исполнительных структур.

      Естественно, что одним из первых каналов сбора политической информации о настроениях населения становится сама коммунистическая партия. Петроградский комитет РСДРП(б) уже 28 октября 1917 года разослал по районам анкеты об отношении масс к перевороту123. С марта 1918 года Петроградский комитет РКП(б) стал собирать доклады агитаторов о положении на местах. Постепенно эти материалы становятся все более регулярными. На их основе к лету того же года стали составляться машинописные краткие сводки по определенной форме. Здесь указывались названия губернии, уезда, города или волости и села, о которых шла речь; число, на которое давалась информация; краткий обзор положения в данном районе, фамилия агитатора и оценка его деятельности, принятые меры в связи с отчетом. Например, сводка за 5–15 июля 1918 года содержала 18 сообщений из 8 губерний:

121

Крыленко Н. В. За пять лет. 1918–1922. Обвинительные речи по наиболее крупным процессам, заслушанным в Московском и Верховном революционных трибуналах. М.; Пг.: ГИЗ, 1923. С. 512–513.

122

История Советской Конституции: Сб. документов. 1917–1957. М.: АН СССР, 1957. С. 79.

123

Яров С. В. Кронштадтский мятеж в восприятии петроградских рабочих (по неопубликованным документам) // Звенья: Исторический альманах. М.; СПб., 1992. Вып. 2. С. 539.