Живи и помни. Повести и рассказы. Валентин Распутин

председатель сельсовета из Карды Коновалов и конопатый участковый милиционер по фамилии Бурдак, которого за глаза звали Бардаком. От Ангары они повернули жеребца прямо к избе Гуськовых. Настены дома не было.

      – Какие имеете известия от сына? – строго, как на допросе, спросил Бурдак у Михеича.

      Ему показали последние письма Андрея. Бурдак прочитал их, дал прочитать Коновалову и спрятал к себе в карман.

      – Больше он о себе ничего не сообщал?

      – Нет. – Растерявшийся Михеич наконец пришел в себя. – А че такое с им? Где он?

      – Вот это мы и хотим выяснить – где он? Потерялся где-то ваш Андрей Гуськов. Даст о себе знать – сообщите нам. Понятно?

      – Понятно.

      Ничего не было понятно Михеичу. Ни ему, ни Семеновне, ни Настене.

      А в крещенские морозы из тайника под половицей в гуськовской бане исчез топор.

      3

      – Молчи, Настена. Это я. Молчи.

      Сильные, жесткие руки схватили ее за плечи и прижали к лавке. От боли и страха Настена застонала. Голос был хриплый, ржавый, но нутро в нем осталось прежнее, и Настена узнала его.

      – Ты, Андрей?! Господи! Откуда ты взялся?

      – Оттуда. Молчи. Ты кому говорила, что я здесь?

      – Никому. Я сама не знала.

      Лица его в темноте она не могла рассмотреть, лишь что-то большое и лохматое смутно чернело перед ней в слабом мерцании, которое источало в углах задернутое оконце. Дышал он шумно и часто, натягивая грудь, словно после тяжелого бега. Настена почувствовала, что и она тоже задыхается – настолько неожиданно, как Настена ни подозревала ее, свалилась эта встреча, настолько воровской и жуткой с первых же минут и с первых же слов она оказалась.

      Он убрал наконец руки и чуть отступил назад. Все еще неверным, срывающимся голосом спросил:

      – Искали меня?

      – Милиционер недавно приезжал, и с ним Коновалов из Карды. С отцом разговаривали.

      – Отец, мать догадываются про меня?

      – Нет. Отец думал, топор кто чужой взял.

      – А ты, значит, догадалась?

      Она не успела ответить.

      – Хлеб ты приносила?

      – Я.

      Он помолчал.

      – Ну вот, встретились, Настена. Встретились, говорю, – с вызовом повторил он, будто ждал и не дождался, что она скажет. – Не верится, что рядом с родной бабой нахожусь. Не надо бы мне ни перед кем тут показываться, да одному не перезимовать. Хлебушком ты меня заманила. – Он опять больно сдавил ее плечо. – Ты хоть понимаешь, с чем я сюда заявился? Понимаешь или нет?

      – Понимаю.

      – Ну и что?

      – Не знаю. – Настена бессильно покачала головой. – Не знаю, Андрей, не спрашивай.

      – Не спрашивай… – Дыхание у него опять поднялось и запрыгало. – Вот что я тебе сразу скажу, Настена. Ни одна собака не должна знать, что я здесь. Скажешь кому – убью. Убью – мне терять нечего. Так и запомни. Откуда хошь достану. У меня теперь рука на это твердая, не сорвется.

      – Господи! О чем ты