Название | На пороге глобального хаоса. Битва за будущее |
---|---|
Автор произведения | Коллектив авторов |
Жанр | История |
Серия | Игры мировых элит |
Издательство | История |
Год выпуска | 2015 |
isbn | 978-5-8041-0725-4 |
Капитализм – сложная институциональная система, ограничивающая капитал в его целостных и долгосрочных (время) интересах и обеспечивающая экспансию (пространство). Без первого ограничения капитал сожрет общество и природу; ограничителями капитала со второй половины XIX века выступали национальное государство и политика, в конце XIX века к ним добавились гражданское общество и массовое образование. Без второго он не сможет развиваться: внутренние противоречия разрешаются их выносом за рамки системы, её увеличением, разбуханием. Как только мировая норма прибыли в капсистеме снижалась, капитал (в лице господствующих классов системы) вырывал из некапиталистической части мира кусок и превращал его в капиталистическую периферию – источник дешевой рабочей силы и новый рынок сбыта.
– Глобализация исчерпала планету для капитала. С разрушением СССР и «капитализацией» Китая некапиталистических зон в мире не осталось, некуда «экспансировать». А следовательно, эта важнейшая функция, которую выполнял для капитала капитализм, не нужна – место экстенсивного развития должно занять интенсивное. Проблема, однако, в том, что капитализм институционально «заточен» на экстенсив. В этом он похож на антично-рабовладельческую систему, и этим он отличается от феодализма: именно внешние источники эксплуатации позволяли капиталу ограничивать свою эксплуататорскую суть в ядре капсистемы, ну а государство, политика и гражданское общество заставляли его делать это в долгосрочных интересах самого капитализма.
Однако на рубеже 1960–1970-х годов функционирование этих институтов пришло в противоречие с интересами верхушки мирового капкласса: именно эти институты позволили среднему слою и верхней части рабочего класса не только существенно улучшить в 1945–1975 годах («славное тридцатилетие» – Ж. Фурастье) свое материальное положение, но и укрепить свои социальные и политические позиции. А это уже напрямую угрожало власти и привилегиям верхушки, и та не могла не отреагировать. С конца 1970-х годов начинается ее контрнаступление на позиции среднего слоя и рабочего класса – именно оно было главной социальной задачей тэтчеризма и рейганомики. Идеология и стратегия этого контрнаступления были сформулированы в документе «Кризис демократии», написанном в 1975 году по заданию Трехсторонней комиссии тремя видными социологами – С. Хантингтоном, М. Крозье и Дз. Ватануки. Ну а конкретной формой наступления стала неолиберальная контрреволюция, которая за 30 неславных лет (1980–2010) серьезно потрепала средний слой и рабочий класс как на Западе, так и в мировом масштабе, а также существенно ослабила институциональный каркас капитализма, то есть саму капиталистическую систему, в значительной степени демонтировав ее. Политика стала превращаться в комбинацию административной системы и шоу-бизнеса; об «ослаблении», «проржавении» и «таянии» национального государства не пишет только ленивый; гражданское общество даже в ядре капсистемы постепенно скукоживается; массовое образование – начальное, среднее, высшее – ломают, выделяя элитарный сегмент для верхушки и резко опуская средний уровень для всех остальных.
Впрочем, полного размаха наступление верхов на «середняков» и «работяг» посредством демонтажа институциональной системы капитализма не могло достичь до тех пор, во-первых, пока существовал СССР – системно-антикапиталистическая альтернатива капитализма, способная использовать социальные проблемы капсистемы в своих интересах; во-вторых, пока капитал в его промышленно-вещественной форме был подвержен пространственным и институциональным ограничениям. Всё это изменилось на рубеже 1980–1990-х годов. Научно-техническая (коммуникационно-информационная) революция трансформировала соотношение вещественных и информационных факторов в материальном производстве – вторые вышли на первый план. Капитал превратился в электронный сигнал. И в таком виде он практически более не зависит от пространственных и институциональных ограничений стран.
В то же время в 1991 году был разрушен СССР. И если революция в области информационных и коммуникационных технологий (выбор в пользу которой как альтернативы промышленному развитию, освоению космоса и т. п. был сознательно сделан в 1960–1970-е годы верхушкой мировой системы по классовым причинам) создала материально-технические условия для освобождения капитала от институциональных ограничений (то есть, по сути, от капитализма), то уничтожение СССР/системного антикапитализма обеспечило социально-политические и геополитические условия для этого. Но вот парадокс: появление этих условий делает ненужным сам капитализм: капитал должен превратиться в иную форму – например, чистую власть, монополию на распределение ресурсов. Последнее в условиях нехватки ресурсов в планетарном масштабе приобретает решающую роль – сохранение власти и привилегий мирового правящего класса требует от них демонтажа капитализма и создания новой социальной системы, основанной на внеэкономическом (нерыночном) контроле над ресурсами и информпотоками (включая науку и образование).
– Поскольку мы коснулись проблемы ресурсов, то вспоминается, что Збигнев Бжезинский призывает США показать пример самоограничения, так как ресурсов планеты не хватит для обеспечения такого уровня потребления, как в США, бурно