Козлиная песнь. Константин Вагинов

И, поднявшись перед Троицыным, хотел заслонить ее.

      В год шпенглерианства Миша Котиков приехал, поразился и влюбился в силу, гордость, мироощущение недавно утонувшего петербургского художника и поэта Заэвфратского, высокого седого старика, путешествовавшего с двумя камердинерами. Поэт Заэвфратский с тридцатипятилетнего возраста создавал свою биографию. Для этого он взбирался на Арарат, на Эльбрус, на Гималаи – в сопровождении роскошной челяди. Его палатку видели оазисы всех пустынь. Его нога ступала во все причудливые дворцы, он беседовал со всеми цветными властителями.

      Миша Котиков ни разу не видал Заэвфратского, но был поражен. Миша был румяный, рыжий, большеголовый мальчик, опрятный, с маленьким ротиком. «Удивительно!» – часто шептал он, склоняясь над книжками и рисунками Заэвфратского.

      Плакала жена Александра Петровича Заэвфратского, когда Заэвфратского не стало, и ручки ломала.

      Воспользовались случаем друзья Заэвфратского, ходили к ней и утешали.

      И Свечин утешал.

      А на следующий день ругался:

      – Дура, птица, лежит как колода.

      И ходил по всему небольшому деревянному дому и разглашал:

      – Вот он с ней, а она вздыхает – ах, Александр Петрович!

      Через год Миша Котиков, как поклонник Заэвфратского, познакомился с Екатериной Ивановной.

      Вечерком вина принес и закусочек; долго, склонив головку, говорила Екатерина Ивановна об Александре Петровиче. Какие платья он любил, чтоб она носила, какие руки были у Александра Петровича, какие прекрасные седые волосы, какой он был огромный, как он ходил по комнате и как она, встав на цыпочки, целовала его.

      Сидел Миша Котиков, раскрыв свой маленький пунцовый ротик, смотрел своими голубыми ясными глазками, начал гладить и пожимать ручки Екатерины Ивановны, целовать Екатерину Ивановну в лоб. Всё спрашивал:

      – А какой нос был у Александра Петровича? А какой длины руки? А носил ли Александр Петрович крахмальные воротнички или предпочитал мягкие? А барабанил ли пальцами Александр Петрович по стеклу?

      На все вопросы ответила Екатерина Ивановна и заплакала. Взяла мужской носовой платок с инициалами, поднесла к глазам.

      – Не платок ли это Александра Петровича? – спросил Миша Котиков.

      Долго она сидела молча и утирала слезы платком Заэвфратского.

      Потом передала платок Мише Котикову:

      – Храните его на память об Александре Петровиче.

      Снова заплакала.

      Миша Котиков аккуратно сложил платок и спрятал поспешно.

      – А что говорил об искусстве Александр Петрович? – ощупывая платок в кармане, спросил Миша Котиков. – Чем была поэзия для Александра Петровича?

      – Он со мной о поэзии не говорил, – раскрыв глаза, посмотрела в зеркало Екатерина Ивановна.

      Подскочила к зеркалу.

      – Посмотрите, не правда ли, я грациозная? – она стала разводить руками, склонять голову. – Александр Петрович находил, что я грациозная.

      – А когда начал писать стихи Александр Петрович, в каком возрасте? – закуривая папироску,