Проклятая картина Крамского. Екатерина Лесина

они вдруг ожили.

      Ах, если бы…

      Хорош молодой барин.

      Всем хорош.

      И собою красив, как с потрету сошедши, лучше, чем с портрету.

      И вежлив, упредителен, пусть бы Матрена всего-навсего девка крепостная, а все одно, коль обращается, то будто бы к барыне… и с тетушкою ласков, а уж она в племяннике души не чает. Смеется:

      – Ох, шельмец… Погоди, вот расскажу обо всем твоей матушке. – И пальчиком этак грозит.

      А он отвечает:

      – Не расскажете, дорогая тетушка… Я же знаю, что не выдадите вы меня…

      – Не выдам, не выдам… А ты еще расскажи… что там в Петербургах ныне дамы носят?

      – Да всего… Будто вы, тетушка, журналов не выписываете.

      Журналов тетушка выписывала множество и после разглядывала их с Матреною, тыкала то в одно платье пальчиком, то в другое, и все-то ей казались вычурными аль нелепыми. Иные фасоны она и вовсе распутными называла…

      …правда, после, поостыв, кликала портниху и уже с нею журналы листала.

      – Что журналы? Ты мне словами своими опиши… Чего там ныне у девок модно?

      – Да я как-то не приглядывался.

      – Врешь ведь! Чтоб ты и к девкам не приглядывался?!

      – К девкам, может, и приглядывался. – Барин покаянно голову опустил. – А вот к нарядам – точно нет. Да и чего попусту говорить, поехали б и сами глянули б… Матушка б обрадовалась.

      Мизюкова только фыркала да рукой отмахивалась. Обрадуется сестрица ее двоюродная, как же… В прошлый вон визит вся прямо-таки на радость изошла, не ведая, как дорогую гостьюшку выпроводить. И главное, вежливая, что спасу нет, а за тою вежливостью – холодочек. И каждое слово сквозь зубы… Мол, знайте, что тут вас видеть вовсе не желают.

      Какая у графини родня?

      Провинциальная?

      Помилуйте, разве возможно подобное? Муженек ее, который и вправду граф, по рождению, тот помягче будет, а сестрица… Запамятовала уж, как сама была бедною родственницей, бесприданницей, почитай… и вместе росли, платья на двоих делили, мечтали, что свезет замуж выйти.

      Свезло.

      Одной больше, одной меньше, да только Мизюкова прошлого своего не чуралася, а сестрица за гордыней свету белого не видела. Будь воля ее, небось и от матушки с батюшкой отреклась бы, чтоб точно в графскую стаю прибиться.

      Нет, не поедет Мизюкова в Петербург. Да и что там делать? Сыро, промозгло, и с того кости болеть будут. Ей свое имение дороже… А что племянник, то ему завсегда рада. В отца пошел, слава богу, добр и приветлив. Норовом легок…

      Хорош, несомненно.

      Девки вон глаз не сводят, и только остается, что упреждать:

      – Гляди, не доведи какую до беды… – И пальчиком грозилась, но шутейно. Ведала, что не сдержать угрозами пылкую натуру племянника… Ох, в батьку пошел Давыдушка, тот по молодости тоже собою хорош был, пылок… Только не пылом сестрицу взял, а состоянием немалым, древностью рода и титулом графским.

      – Ну что вы, тетушка… как можно, – отвечал Давыдушка, но неискренне.

      Да