Колесо года. Екатерина Дмитриевна Пронина

к месяцев в году.

      Лето – пора сильных чувств и смелых поступков. Первая любовь нарушает все правила, в том числе законы магии ("Дневник желаний"). Подростки, которые родились и выросли в бункере, хотят выйти наружу и заново познакомиться с Землёй ("Кости старого мира"). Капитан крошечной крепости на границе страны готовится дать бой чудовищам из легенд ("Граница, что начертана кровью").

      Осень – время перехода. Удлиняются тени, раньше садится солнце, оборотни бродят по дорожкам из жёлтых листьев. Что-то нехорошее завелось в автобусном парке – скрежет доносится из-под днища машин, а вчера, говорят, пропал механик ("Ржа"). К деревенской повитухе пришла за помощью лесная колдунья ("Ведьмино дитя"). Успешный бизнесмен видит в кошмарах, как рушится башня: скоро сбудется дурная примета ("Башня – аркан разрушения").

      Зимой рассказывают сказки, холодные, как осколки льда. Хитрая ведьма ворует души влюблённых в неё мужчин ("Мастерица"). Вампиры, которые вместо крови питаются чувствами других людей, ходят по улицам, прячась в толпе ("Голод"). Злой мальчишка, убежав ночью из дома, натыкается на "неправильную" ёлочку, вокруг которой водят хоровод дети-зверята ("Мандарины").

      Весна – обманчивая пора. Привычная реальность хрустит, как тонкий лёд под сапогами. Любопытная девочка спускается в секретную лабораторию, чтобы посмотреть, над каким проектом работает её мать ("Сто тысяч братиков"). Гуляя с собакой, студент натыкается на кладбище манекенов и его странного хозяина ("Химера"). Добрая старушка подбирает раненого бандита, который оказывается не тем, за кого себя выдаёт ("Турист").

      "Колесо года" – это двенадцать дверей, за каждой из которых прячется интересная история.

      Часть 1. Лето. Дневник желаний

      Отец никогда не ходил на мои утренники. Танки из спичечных коробок, которые в детском саду клеят на 23 февраля, я отдавала дедушке или нашему соседу по даче. В первый класс меня вела одна мама. Она дергала меня за рукав пиджачка, сердилась и ругала цветочницу, которая продала нам плохой букет. Я давилась тихими слезами, прижимая к груди гладиолусы. Мама думала, я расстроена, потому что остальные дети, в отличие от меня, идут с обоими родителями, но я просто боялась её окриков и замечаний, сыпавшихся в тот день, как из рога изобилия.

      Когда одноклассники расспрашивали меня про семью, я не знала, что говорить об отце. Дома даже не было его фотографий. У некоторых моих подруг родители развелись, но папы хотя бы забирали их на выходные или проводили с ними каникулы. Мой так не делал. Он не водил меня в кино, не учил кататься на роликах, не видел, как я выиграла математический конкурс для законченных ботаников. Даже выпускной прошел без него.

      Мой отец вообще не был человеком.

      Что я могу рассказать о нём? Он носит светло-серые костюмы в мелкую полоску. У него всегда аккуратно выбриты виски и безупречно завязан галстук. Он таскает с собой портфель-дипломат из чёрной кожи. Отец не курит. Не ест яичницу-глазунью, только омлет или болтушку. Чай пьет без сахара.

      Он врывался в нашу с мамой жизнь раз в несколько лет. Задерживался на пару дней, а то и на целый месяц. Спал на раскладушке на кухне – мама не хотела стелить ему рядом с собой. Я его побаивалась, как какого-то неведомого зверя, повадки которого мне незнакомы. Смотрела в щель кухонной двери, как он копается в дипломате, с кем-то говорит по телефону или готовит себе гренки на газовой плите. Мама со временем смягчалась, оттаивала, начинала ужинать с ним за одним столом, звала вечером вместе смотреть сериал. Потом, когда он снова куда-то проваливался, она рыдала, или злилась, или затевала яростную уборку. Раскладушка отправлялась на балкон. Но я не огорчалась. Я знала, чтоотец в нашем доме гость, а не постоянный жилец, и не стремилась с ним познакомиться.

      На мой двенадцатый день рождения он спросил, что я хотела бы получить в подарок.

      – Всё, что захочешь. Конечно, в рамках разумного, – сказал он, усмехнувшись сухими, как у ящерицы, губами.

      – Хочу какую-нибудь штуку, чтобы всегда понимать, правильно ли я поступаю. Чтобы знать, лучший ли я выбрала вариант.

      Папа выглядел озадаченным.

      – Правильно с позиции христианской морали? Или гуманизма?

      Я опустила глаза. Я имела в виду совсем не это. Мой отец засмеялся.

      – Ну, конечно, ты не про этические нормы. Как я сразу не догадался? Тебе хочется, чтобы жизнь складывалась самым выгодным и удобным образом, солнышко? Не упустить шанс, не потратить зря время?

      – Вроде того, – неловко сказала я. В моей голове это звучало гораздо лучше.

      – Думаю, у меня есть кое-что для тебя.

      Папа щёлкнул замком дипломата и достал записную книжку. Обычный ежедневник с осенним пейзажем на обложке. Мне почти такой же подарили в школе за отличное окончание пятого класса.

      – Безделушка, я такими пользуюсь, чтобы случайно не назначить встречу в дождь и не опоздать на поезд, – небрежно сказал отец, расписывая ручку на бумажной салфетке. – Напиши решение, в котором сомневаешься, так, будто это уже случилось. Как если бы ты вела дневник. Потом перелистни страницу, чтобы