В холодной росе первоцвет. Криминальная история. Сьон

и выбрасывает остатки еды в мусорное ведро. Там же, за ведром, примостились тела опустошенных бутылок, среди них – одна небольшая, коньячная. На дне виднеется немного жидкости – достаточно для кофе по-французски.

      – Ты не представляешь, что за день сегодня выдался…

      Женщина появляется в открытых дверях кухни и останавливается, прислонившись к косяку. В ожидании его ответа она почесывает голень пальцами другой ноги. Он ничего не отвечает, молча наблюдая, как она размешивает в кофе мелассовый сахар.

      Она вздыхает:

      – Да, знаю, мне нужно побрить ноги…

      – Буду признателен, если ты не станешь с этим затягивать…

      Отпив глоток из чашки, она заходит в гостиную и устраивается в кресле напротив дивана. Он копается в разложенных на столике бумагах. Она прикуривает сигарету:

      – Я готова…

      3

      «Отец высунул из-под одеяла голову, вытянул шею и фонтаном зеленой желчи поблагодарил Посейдона за гостеприимство. Если бы он смог встать и выйти в коридор, то увидел бы, что находится в как бы уменьшенной версии города, где есть все, что обычно в городах бывает: каюты – это выходящие на узкие улочки дома, курительный салон – кафе, столовый зал – ресторан, машинное отделение – фабрика, рулевая рубка – городская ратуша, палуба – площадь, борта – городские стены, и так до бесконечности, пока не наскучит придумывать аналогии. Такая реальность отцу хорошо знакома, но сейчас ему было совсем не до нее.

      Закончив свой почтительный реверанс морскому богу, он краем глаза заметил, что в нише у двери стоит какой-то человек. Отец не помнил, чтобы в каюту кто-то входил, и поэтому не знал, сколько времени визитер пробыл внутри.

      Они молча изучали друг друга.

      Пришелец – широкоплечий темнокожий мужчина – был одет во фрачную пару. Впрочем, штанины доходили ему лишь до середины икр, а рукава едва прикрывали локти. Ворот рубашки был расстегнут, и синий свет лампочки, горевшей над дверью, отражался от его черной груди. На ногах мужчины красовались легкие открытые сандалии.

      А мой отец был похож на бесформенную кучу тряпья.

      Тут в дверь каюты постучали. Странный пришелец сильнее вжался в нишу и дал отцу знак молчать. Когда из коридора постучали второй раз и никто не ответил, дверь распахнулась. В проеме выросли два амбала в матросской форме. Они долго всматривались в темноту, но увидели лишь моего отца – он приподнял голову над подушкой и уставился на них остекленевшим взглядом. Это были те самые двое, что втащили его на борт, забрали у него золотую печатку, разломили ее надвое и поделили между собой. Что им еще надо? Отца опять вырвало.

      В этот момент “Годафосс” сорвался в свободное падение. Амбалы кубарем вылетели в коридор, дверь за ними захлопнулась. Отец опустил голову на подушку, а чернокожий визитер с облегчением перевел дыхание. Он подошел к отцовской койке и опустился возле нее на колени. Оба вздохнули, и гость обратился к отцу по-английски:

      – Слышь, приятель, эти двое совсем чокнутые! Не понимаю, что я им такого сделал? Они в капитанской каюте лизали какие-то почтовые марки и штамповали какие-то конверты. И прямо озверели, когда я поздравил