Маленькие радости. Оливия Уэдсли

в возбуждении. Тони вошла в лавку, наслаждаясь густым теплом и тяжелым запахом яств.

      – На два пенни поскребков, и можно ли нам съесть их здесь? – спросила она, задыхаясь.

      Старый Кулик кивнул в знак согласия, опустил двухпенсовик в карман, и тот со звоном упал на кучу других медяков.

      Старик взял кусок газеты и сгреб туда руками небольшую кучку темных ломотков картофеля из проволочной корзинки, висевшей над тлеющими углями.

      Тони почтительно взяла жирный сверток и, опустившись на колени, положила его на полу между собой и Фэйном. Оба они ели с жадностью.

      Окончив, Тони вытерла руки о старое саржевое платье, которое неровными складками спускалось до ее лодыжек. Шаль, прикрывающая рваную блузу, – вот что еще составляло ее туалет.

      Одежда Фэйна состояла из порванных ботинок, серой фланелевой рубашки и штанишек, притянутых до плеч и подвязанных веревочкой.

      Ему было десять лет, Тони – годом меньше. Он был красив тем отрицательным типом красоты, который так легко дается правильными чертами лица, имел матовые светлые волосы и голубые глаза, несколько близко поставленные друг к другу. В Тони было мало привлекательного. Ее маленькое острое личико отличалось выражением, которое часто бывает у детей улицы и является следствием того, что им с самого младенчества неизбежно становится известной грязная изнанка жизни. Взгляд ее карих глаз отличался остротой и жадностью, как результат постоянного голодания.

      Привлекательно в ней было одно – ее ноги. Они были малы, стройны и, несмотря на грубость кожи и следы ушибов, воистину прекрасны. Дети, тяжело ступая, направились домой. Пошел дождь, прекрасный холодный дождь ранней весны.

      На углу аллеи несколько мальчиков позвали Фэйна, и он тотчас же вырвался из рук Тони.

      – Идем же, – настаивала она тихим голосом. – Так чертовски холодно дома одной, а я совсем засыпаю.

      Мальчики продолжали звать.

      – Я пойду на минутку, – нерешительно произнес Фэйн. – Я…

      – Я знаю, что это значит, – ответила Тони, – давно знаю.

      Она добралась до комнаты, которая была домом, и вошла.

      Отец и мать еще шумно спали.

      Она улеглась на раскинутом на полу матраце, подобрав свои озябшие голые ноги.

      Глава II

      Может ли слепой водить слепого? Не свалятся ли они оба в яму?

Аристофан

      Капитан Сомарец дошел до пропасти в самом начале своей семейной жизни, в те первые годы, когда, как принято думать, молодая жена ищет руководства со стороны своего мужа. В случае с леди Эвелиной это уступающее доверие было направлено по исключительно неудачному адресу. Муж руководил ею – это верно, но в направлении, совершенно противоположном тому, которое намечено благодетельным институтом брака и которое предписывает жене повиноваться мужу. Она была слаба, красива, легко подвержена влиянию, к тому же Индия – страна постоянных искушений.

      Когда она бывала утомлена, что случалось часто, или нервничала, что случалось еще чаще, муж предлагал