Бей! Корсар из будущего. Юрий Корчевский

я, матушка! Лекарь обещает – здорова буду, замуж выйду, деток рожу.

      – Счастье-то какое!

      Боярыня заплакала.

      – Все, все. Ксении сейчас поспать надо, отдохнуть. Чего мокреть разводить. Радоваться сейчас надо. А к вечеру куриным бульоном дочь попотчевать.

      – Сейчас распоряжусь.

      Боярыня взяла себя в руки, вышла из спальни.

      Вышел и я. Однако где же комнатка, что мне отвели? Я прошелся по дому и, к своему удивлению, не обнаружил ни одного слуги.

      Выглянул в окно. Да они все во дворе стоят, озябли уже на морозе. Воевода слишком прямолинейно понял мою просьбу, чтобы никто не мешал, и попросту распорядился всем выйти из дома. Я засмеялся. Он что, настолько солдафон или так сильно любит дочь? А ведь при неблагоприятном для Ксении исходе угрозы воеводы были абсолютно реальны. Умри его дочь на столе, я бы не дожил и до вечера. По спине пробежал холодок.

      Я вышел на крыльцо.

      – Все прошло успешно, можно вернуться в дом, и молитесь все во здравие Ксении.

      Толпа слуг дружно упала на колени и стала истово креститься. Потом потянулись в дом, в тепло.

      Ближе к сумеркам домой заявился воевода. В доме сразу засуетились, забегали. Через некоторое время слуга известил, что наместник меня ждет.

      Я спустился в уже знакомую трапезную. Воевода вкушал после трудового дня. На сей раз он предложил сесть.

      – Что скажешь, лекарь?

      – Сейчас покажу.

      Я поднялся наверх, взял замотанную в холстину удаленную опухоль, спустился вниз, положил на стол и развернул тряпку. Воевода перестал есть, подошел поближе.

      – А это что?

      – То, что было в животе у твоей дочери, и то, что я вырезал. Как заживет рана, она будет здорова.

      Наместник изменился в лице, побледнел, похоже – ему стало дурно. Он бухнулся на стул, приказал:

      – Дай вина!

      Я налил в кубок вина, подал. Наместник жадно осушил кубок.

      – Бедная девочка, носить в себе эту дрянь! Как она себя чувствует?

      И только я открыл рот, как он поднялся:

      – Не отвечай, я сам посмотрю.

      Быстрыми шагами наместник направился по лестнице к комнате дочери.

      Ксения не спала, на лбу ее была видна испарина. Плохо ей сейчас, но ведь после операции прошло всего несколько часов. И более крепкие люди, дюжие, здоровенные мужики, расползались, как кисель, после операции. Но девочка держалась, даже улыбнулась отцу.

      Я вышел. Пусть поговорят наедине.

      Через несколько минут наместник вышел, вернулся в трапезную. Снова подошел к удаленной опухоли, посмотрел с отвращением. Неожиданно для меня взял сверток в руки, подержал, опустил на стол.

      – Фунтов пять-шесть? Как думаешь?

      – Похоже на то.

      – И откуда эта дрянь берется? Ты откель такой резвый здесь взялся? Что-то раньше я о тебе не слыхал.

      – Из Пскова.

      – Чего убег?

      – Не убег, сам уехал. Не хочу о том.

      – Твое дело. Садись со мной, отметим.

      – Не могу, за ней сейчас присмотр нужен.

      – Ну