Каменное море. Юрий Трусов

установил самый неусыпный надзор за ополченцами. Сдаржинский обязан был по строго установленной форме ежемесячно отправлять рапорты о состоянии эскадрона своему первому и ближайшему начальнику и даже самому императору…

      Кондрат прилагал все усилия, чтобы ничем не выдать своих истинных чувств и не вызвать подозрений у этого тонкого и умного царского любимца. Поэтому он решил, что лучше всего не выходить из своей роли. И как полагается верному холопу-служаке, унтеру, он до ломоты в пальцах крепко сжал в кулаке золотые кружочки.

      – Премного благодарствую, ваша светлость…

      Кондрат напрасно тешил себя мыслью, что он не вызвал подозрения у герцога. Арман Эмманюэль дюк де Ришелье, хотя лично и не встречался с восставшими против гнета аристократов простолюдинами, все же извлек для себя кое-какие уроки из революции. А не встретился он с восставшим народом лишь по счастливой случайности. Когда произошла революция во Франции, он по разрешению короля находился вне королевства, в приятном заграничном путешествии. И хотя он избежал встречи с санкюлотами, что без проволочек тащили таких, как он, аристократов на гильотину, герцог понял, что за простодушной покорностью простолюдина может скрываться все понимающий и не прощающий обид человек…

      У этого Хурделицына уж очень умные глаза. Такие, словно он все понимает и видит насквозь. А что, если он презирает в душе его, герцога Армана Эмманюэля, ставшего в России эмигрантом Эммануилом Осиповичем?

      Перед ним снова возникла сцена аудиенции у русского царя Александра, только занявшего престол, коварно свергнувшего своего отца Павла Первого. Царь Александр Первый тогда сказал ему:

      – Дорогой дюк! Вы знаете, юг России достался мне в наследство. Этот край богат и плодороден, но землевладельцы пользуются своими правами для его разорения. Я даю вам неограниченные полномочия и прошу вас возможно скорее установить связь между Малороссией, Турцией и портами Средиземного моря.

      – Государь, – ответил тогда Ришелье, – я сделаю все возможное, чтобы оправдать ваше доверие. Прошу вас только об одном условии: пусть моя шпага никогда не будет направлена против француза.

      Царь как будто бы принял просьбу. Но хитрый, как древний византиец, ответил неопределенно:

      – Идите, дорогой дюк. Я вас отпускаю…

      Помнит ли теперь император Российский эту его просьбу? Или пошлет, как графа Ланжерона, сражаться против французов?..

      Неужели только чума поможет ему, Ришелье, остаться в стороне от войны со своими соотечественниками и не замарать чести своей и шпаги?..

      Ришелье бросил последний взгляд на Кондрата. Да, этот унтер, конечно, не так прост, как кажется. Ведь сумел же он деликатно, так что и не придерешься, затронуть самое уязвимое, самое больное место в его душе. Но нельзя сердиться на людей только за то, что они не дураки…

      И Ришелье решил быть до конца милостивым:

      – Ты поможешь сейчас графу Рошешуару отвезти венок на похороны и потом отправляйся на