Ропот бездны. Лео Витман

не может.

      Непоколебимая уверенность в ее голосе заставила Энки улыбнуться.

      – На праздник прибудет твоя родня, Сатеша. По традиции властитель посещает обитель в день Ниспослания.

      – Вы правы, достопочтенный господин.

      В голосе Сатеши не было ни радости, ни раздражения. Перспектива встречи с родителем, казалось, ее совершенно не волнует.

      – Ты можешь повидаться с отцом, если хочешь, Сатеша, тебе не помешает отдохнуть.

      – Мне и досточтимому властителю уже давно нечего друг другу сказать. Не тревожьте себя моими незначительными неурядицами.

      – Но ты всегда обращаешь внимание на мои «незначительные неурядицы».

      Сатеша не ответила – лишь поклонилась.

      Она всегда заботилась о нем. В детстве Энки искренне считал, что именно Сатеша его мать, хотя наставники говорили, что нет. Но не кто иной, как эта служанка утешала его, когда он просыпался среди ночи от очередного кошмара, именно она втайне от наставников приносила сладости, когда Энки наказывали за непослушание и запирали во дворце.

      В день, когда Энки исполнилось шесть, он назвал Сатешу мамой – первый и последний раз. Он увидел в фонтане цветок, упавший в воду из висячего сада, и полез, чтобы достать его. Розоватая камелия с несколькими десятками нежных лепестков вскоре была у него. Энки подарил ее Сатеше, мечтательно ожидая в награду ласкового прикосновения. Насколько Энки помнил, слово «мама» далось ему легко. Сатеша побледнела и, упав на колени, начала биться головой о пол веранды, вымаливая прощение. Она все извинялась и извинялась за то, что ввела господина в заблуждение, а Энки в ужасе смотрел на кровь, стекавшую с ее лба.

      Молодой жрец тряхнул головой, избавляясь от образа, всплывшего в памяти, и постарался сосредоточиться на приготовлении к празднику. До посвящения ему позволялось лишь наблюдать за таинством со стороны, но в этом году Энки предстояло в нем участвовать.

      День проходил в хлопотах. Сатеша следила, чтобы слуги приготовили угощение для пира. Каждая семья приносила в дар на праздник с десяток жареных гусей, несколько котлов с жарким из говядины, засахаренные фрукты и свежеиспеченные лепешки.

      Энки не участвовал в суете приготовлений, вместо этого он проводил время в храме Малого дворца. Его обязанностью было сделать подношение стражам Полей Благочестия, дабы те на время праздника разрешили умершим ниспослать благословение своим потомкам. «Наверняка мать с отцом и братом заняты тем же», – думал Энки, разжигая курильницы с благовониями. Эта мысль отчего-то согревала его, он будто приближался к семье, становился равным им.

      Совершая подношение, Энки и не заметил, как на Аккоро опустилась ночь. Свечи заметно истаяли, а палочки благовоний осыпались пеплом. Живот Энки побаливал – голод давал о себе знать, – но попробовать что-то съесть он не решался. В полдень он сумел проглотить одну лепешку и даже удержать ее внутри себя. Хорошая новость состояла в том, что вкус постепенно возвращался, но теперь еда стала отдавать мерзостной гнилью. И все же Энки считал это улучшением. Оставался