Соседи по Москве. Эллина Наумова

стен, ни решеток, ни тюремщиков. Кругом простор – триста шестьдесят градусов пустоты и свободы. И удерживает мученика только инстинкт оставаться на знакомом проклятом месте, если неизвестно, каково будет в шаге от него. Вдруг еще гаже, еще страшнее? Хотя он клянется, что хуже, чем здесь и сейчас, просто быть не может.

      Это история о людях, которые в своих мнимых застенках поняли, что ни в чем не вольны, но во всем свободны. И подались искать лучшую долю. Предпочли не только клеймить и высмеивать чужие глупости, но и делать собственные. Решились жить. Да, насчет глупостей… Они, как водится, не знали, что будут их совершать. Полагали, что каждый из них самый умный. Но закон ему отчего-то не писан… Как настоящему дураку.

      Оксана и Николай

      1

      Движущийся вагон раскачивается и постукивает колесами, потому что они с железной дорогой так устроены. Ничего личного по отношению к человеку, и это естественно. Так же естественно, что у человека все сплошь личное по отношению к колебаниям и звукам. Вообще-то дело в состоянии вестибулярного аппарата и организма в целом. Но люди упорно отделяют физиологию от сознания и напропалую поэтизируют свои ощущения. Иначе со скуки и тоски можно под этот самый поезд броситься. Вот и получается, что одним колеса что-то ласково стрекочут, а рессоры нежно укачивают, другим – навязчиво твердят о прежних грехах, кричат о грядущих бедах и вытрясают душу.

      Оксана Скоробогатая могла похвастаться несокрушимым здоровьем, но молчала, чтоб не сглазили. Наоборот, на чужие жалобы, дескать, голова болит или бок ноет, отзывалась в том духе, что, уж как у нее недавно эти части тела прихватило, никому и в кошмаре не снилось. И с дороги она «неимоверно уставала» по той же причине. А на самом деле не замечала пути любой длительности в любом виде транспорта. Да и, когда на своих двоих шла с терпимой ношей (килограммов десять при собственном весе пятьдесят), тоже не смертельно маялась.

      Сейчас в вагоне украинского поезда ее занимало только одно: стырила знакомая плейер или нет. Якобы от растерянности и горя машинально оставила на память, но, по сути, ведь украла. История, конечно, ужасная: ее подруга повесилась, а когда девушку вынули из петли, оказалось, что в мертвые уши била и била музыка. Оксана сразу заподозрила: сняв наушники и вытянув из кармана джинсов самоубийцы плейер, знакомая опустила его в свой карман. Или в сумку. Очень уж напирала на душераздирающие песни о любви, которые «слушала» покойница, болтаясь на веревке. Словно танцевала. А надлежало говорить о грехе отчаяния, погубившем вечную душу. О помраченном разуме и заглохшем безусловном инстинкте самосохранения. Было горе, которое способно натворить такое в молодой образованной женщине? Не было. Никто из близких не погиб, даже не заболел, крыши над головой не лишилась. Вот и осталось ей только приплясывать после смерти, чтобы остальные нужные выводы делали. Ну, и? Живая закатывает глаза и ревет в три ручья, бормоча: «Она давно умерла, а мелодия все еще пытается вернуть ее к жизни». Тьфу, думать о таком противно. За бурными эмоциями всегда прячут нечистоту мыслей и рук, в этом Оксана была абсолютно уверена.

      Вообще, ерундой бабы занимаются. Ей в детстве бабушка часто говорила: «Если покончишь с собой, будет черту дудка». Кто захочет такой участи? Бога люди забыли, поэтому и вешаются. И еще от безделья. Вон у Оксаны муж протестант. Да, они есть и в России. Везде есть, где народу совестно от того, что пожертвования тратят на роскошь убранства храмов. Что покорное и тупое исполнение обрядов заменяет большинству воцерковленных живое чувство к Господу. Какой прок от слова «любовь», если каждую минуту не доказывать ее делом через не могу, через не хочу? Ее Коля не пьет, не курит, пашет на стройке с утра до ночи, все в дом и в доме все своими руками. А ведь мужчина видный – рослый, крепкий, приятный на лицо. Лысеет, конечно, рано, но это беда всех светловолосых. Господь не дает грешить, хотя, кто и чем только не соблазнял. Женщины давно бесстыдны. И мужчины не терпят, когда кто-то не закладывает с ними за воротник. Но он так последовательно всем отказывает, так толково это мотивирует, что начинают уважать.

      Ей было восемнадцать, только школу окончила. А Коле двадцать восемь, он в их городке в бригадирской должности коттеджи строил. Увидел, брови взметнул – так понравилась – и вдруг спросил: «Извиняюсь, вы как, девушка непорочная»? Она от изумления не обиделась, согласно кивнула. Тогда он стал за ней ухаживать. Об истинном Боге рассказывал. Увлек своей верой. Поженились. Мама только обрадовалась – девяносто восьмой год, никто не знал, что дальше будет. Ни противозачаточных пилюль, ни других средств, ни абортов они не признают. Даже безопасные дни не рассчитывают. Четверых детей родили: старшему девять лет, потом девочки – шесть и три, и младшему год. А с ними тосковать некогда. Иногда ей говорят, что в Москве в ее тридцать с небольшим и первого редко рожают, что молодость пропала. Она кротко ответствует: «Чтоб ваша так же пропала, счастливы были бы».

      В кризис работы в Москве для Коли не стало, и они поехали в Украину к родственникам. Год там перекантовались. И вот возвращались. Детей оставили матери. Потому что планы были серьезные: продать московскую