Армадэль, или Проклятие имени. Уилки Коллинз

связью между ним и тобою; скрывайся от него под чужим именем, поставь горы и моря между вами. Будь неблагодарен, будь мстителен, будь всем, что будет наиболее противно твоему кроткому характеру, скорее чем жить под одной кровлею и дышать одним воздухом с этим человеком. Не допускай, чтобы оба Армадэля встретились на этом свете никогда, никогда! Никогда!

      Вот только таким образом ты можешь избавиться от опасности, если только можешь. Поступай так всю твою жизнь, если дорожишь твоей ненавистью и твоим счастьем!

      Я кончил. Если бы я мог употребить не столь сильное влияние, которое будет на тебя иметь это признание для того, чтобы преклонить тебя к моей воле, я избавил бы тебя от открытия, заключавшегося в этих страницах. Ты лежишь на груди моей и спишь невинным сном ребенка, между тем как рука постороннего пишет тебе эти слова, по мере того как я произношу их. Подумай, как сильно должно быть мое убеждение, если я имею мужество на моем смертном одре омрачить всю твою юную жизнь с самого начала преступлением твоего отца. Подумай – и остерегайся. Подумай – и прости мне, если можешь».

      На этом письмо кончалось. Это были последние слова отца к сыну.

      Неумолимо верный к своей вынужденной обязанности, Нил положил перо и прочел вслух строчки, написанные им.

      – Не нужно ли еще что прибавить? – спросил он своим холодным, твердым голосом.

      Прибавлять было нечего. Нил сложил листки, вложил их в конверт и запечатал печатью Армадэля.

      – Адрес? – спросил он, не расставаясь со своим безжалостным и деловым формализмом.

      «Аллану Армадэлю-младшему, – написал он со слов, продиктованных умирающим. – Поручается Годфри Гэммику, эсквайру. В контору Гэммика и Риджа, Линкольн-Инн-Фильдз, в Лондоне».

      Написав адрес, Нил ждал и думал.

      – Ваш душеприказчик должен распечатать это письмо? – спросил он.

      – Нет! Он должен отдать это письмо моему сыну, когда он будет в таких летах, что будет в состоянии понять его.

      – В таком случае, – продолжал Нил, продумавший все вопросы с неумолимой аккуратностью, – я напишу записку, в которой и повторю ваши собственные слова, как вы сейчас произнесли их, и объясню, по каким обстоятельствам мой почерк появился на этом документе.

      Он написал записку в самых кратких и ясных выражениях, прочел ее вслух, как читал предыдущее, подписал свое имя и адрес в конце, потом заставил подписать доктора как свидетеля всего происходившего и того положения, в котором находился мистер Армадэль. Сделав это, он вложил письмо во второй конверт, запечатал, как первый, и адресовал к мистеру Гэммику, прибавив к адресу «в собственные руки».

      – Вы непременно желаете, чтобы я отправил это на почту? – спросил он, вставая с письмом в руке.

      – Дайте ему время подумать, – сказал доктор. – Ради этого ребенка дайте ему время подумать. Одна минута может изменить его намерение.

      – Я даю ему пять минут, – отвечал Нил, положив часы на стол, неумолимо точный до самого