Еврейский Белосток и его диаспора. Ребекка Кобрин

евреев в дихотомических рамках, заданных национальными государствами. Восточноевропейские евреи часто осознавали всю сложность своей повседневной жизни, проходившей в областях, расположенных как в сфере, так и вне сферы компетенции государства – встречая житейские проблемы в неутихающих спорах и обсуждениях насущного вопроса: что значит быть восточноевропейским евреем, когда живешь за пределами Восточной Европы?

      Хотя государства, разумеется, определяли жизнь евреев-иммигрантов, верность этим политическим образованиям не имела слишком большого значения для восточноевропейских евреев начала XX века. Восточноевропейские евреи, как и их европейские соплеменники, считали свою идентичность неразрывно связанной с городами, местечками или регионами происхождения[39]. Как резюмировал Исроэль Беккер, директор известного израильского театра «Габима»: «Я не просто из Белостока, я белостокец, а это нечто гораздо большее»[40]. Идишский фольклор фиксируя преданность родине, связывает различные черты характера с определенными регионами: евреи из Вильнюса, «литовского Иерусалима» (Yerushalyim de Lita), например, славились своим благочестием и ученостью, а евреи из портовой Одессы рассматривались авторами идишского фольклора как гедонисты и люди ассимилированные, в результате чего их родной город оказался окружен семью милями образного адского огня (zibn mayl arum Ades brent der gihenumf)[41].

      Физический уход из Восточной Европы не стер, а скорее укрепил региональную идентичность. Через недавно сформированные организации, обычно называемые ландсманшафтами (landsman-shaftn), восточноевропейские евреи стремились перенести свою региональную идентичность на транснациональную территорию, постоянно вычерчивая и переустанавливая границы своей отличительной общинной идентичности[42]. Исследователи жизни еврейских иммигрантов уже давно обсуждают приемы, с помощью которых евреи очерчивали свою коллективную идентичность по религиозному или политическому признаку[43]. Однако лишь немногие ученые обращали внимание на сохранение центральной роли региональной идентичности, даже несмотря на то что Ицхак Ронч, руководитель группы авторов, пишущих на идиш, еще в 1937 году утверждал, что каждый пятый еврей в Соединенных Штатах все еще связан с ассоциациями, организованными по принципу региональной верности.[44] Как показано на следующих страницах, регионализм, возможно, не вытеснил политическую или религиозную идентификацию евреев, но он соответствовал их убеждениям и определял их проявления, подталкивая мигрантов к созданию мифа о новой еврейской диаспоре или могущественной империи, укорененной в Восточной Европе и распространяющейся по всему миру.

      Восточноевропейская еврейская диаспора и полевые исследования диаспоры

      Мой разговор об одном фрагменте масштабного мира еврейской иммиграции из Восточной Европы оказался частью оживленной академической дискуссии вокруг понятия диаспоры

39

Региональная идентичность являлась краеугольным камнем для еврейской идентичности в Восточной Европе, и аналогичную роль она играла при определении идентичности по всей Европе. См.: Eli Lederhendler. Did Russian Jewry Exist Prior to 1917? // Yaakov Roi, ed. Jews and Jewish Life in Russia and the Soviet Union. 15–22. О роли региональной идентичности в более широком европейском контексте см.: Celia Applegate. A Europe of Regions: Reflections on the Historiography of Sub-national Places in Modern Times. Также см.: Ap-pelgate. A Nation of Provincials: The German Idea of Heimat; Alon Confino. The Nation as a Local Metaphor: Wurttemberg, Imperial Germany, and National Memory, 1871–1918.

40

Israel Beker. Di bine fun mayn lebn, 3. Также см.: Tomasz Wisniewski/ Jewish Bialystok and Surroundings in Eastern Poland: A Guide for Yesterday and Today.

41

Такие популярные характеристики обсуждаются в ряде источников. Benjamin Nathans, Beyond the Pale: The Jewish Encounter with Late Imperial Russia, 124; Israel Cohen, Vilna, 105; Zipperstein. The Jews of Odessa. 2.

42

Это не является феноменом, характерным исключительно для восточноевропейских евреев, как показывает Питер Салине в исследовании крестьян Пиренейского региона Франции. См.: Peter Sahlins. Boundaries: The Making of France and Spain in the Pyrenees. 270–273.

43

В истории американской иммиграции религия всегда являлась важной определяющей характеристикой. Со времен классической работы Уилла Герберга (Herberg. Protestant, Catholic, Jew: An Essay in American Religious Sociology), многие ученые подробно изучали взаимоотношения между религиозной и этнической идентификацией. Наиболее важная работа в этой области: Robert Orsi. The Madonna of 115th Street: Faith and Community in Italian Harlem, 1880–1950. Исследования последних лет начинают переоценивать политическую и социальную роль религии в жизни иммигрантов, но в большей степени применительно к вопросам расы, а не этничности. См.: John McGreevy. Parish Boundaries: The Catholic Encounter with Race in Twentieth-Century America; Brian Hayashi. For the Sake of Our Japanese Brethren: Assimilation, Nationalism and Protestantism among the Japanese of Los Angeles; George Sanchez. Becoming Mexican American: Ethnicity, Culture and Identity in Chicano Los Angeles, 1900–1945.

44

Itsak Rontch. Der itstiger matsev fun di landsmanshaftn // Di yidishe landsman-shaftnfun Nyu York [Jewish Hometown Associations in New York]. 9.