Звенигородские рассказы. Особенности зимнего отдыха в средней полосе России. Лоренцо Великолепный

м бардаком! Мужчина ты или нет?! – поставив таким образом точку в разговоре, жена победно удалилась в комнату. Сергей Владиленович воззрился на жестяную пасть кухонного мусоропровода, потянулся на стуле, и, с напускной безалаберностью, почесал затылок.

      – Продуть его как-то, что-ли… Может, дворникам денег дать, пусть снизу откроют? Или ломик туда кидануть?! – покряхтывая, Сергей приволок на кухню огромный пылесос, доставшийся от прежних хозяев, направил его жестяной хоботок в зловонное жерло мусоропровода и включил продув.

      Внезапно что-то мелькнуло у него в глазах, под ложечкой сладко засосало. Звук пылесоса стал каким-то отдаленным, а в теле появилось практически уже забытое ощущение полёта. Перед глазами мелькнуло огромное фото Ольги Бузовой с малоаппетитным маслянистым пятном в центре, исполинских размеров реклама «Ашана» и несколько гигантских пирамид с дурнопахнущей едой.

      Внезапно шум кончился, и Серёжа увидел себя на кухне своего бывшего одноклассника Игната, отставного инженера, мизантропа и доморощенного философа.

      – А, это ты, мон шер?! – Игнат расплылся в улыбке, которая, как и все его тело, отливала бронзово-красным цветом и как будто распадалась на неправильной формы шестигранники.

      – Вот, Серёша, не заходишь в гости… А я ведь доделал, брат… Приборчик свой доделал! Вон, стоит, красавец! Только включить осталось! – фантастически длинный и мохнатый палец Игната с нестриженным ногтем указывал на мешанину из проводов и хромированных трубок, занявшую весь кухонный стол, приближаясь к заветной алой кнопке «Пуск».

      Однако после соития грязного ногтя с вожделенной кнопкой что-то явно пошло не так. Со звонким щелчком агрегат превратился в маленький чёрный шарик, распространяющий вокруг себя злые лучики. Один из них схватил СерёШу за все конечности разом и потянул внутрь шарика, в последний момент он заметил, что с Игнатом происходит то же самое.

      …Спокойствие обрушилось так же внезапно, как и исчезло. Игнат и Шу очутились на гигантском полиэтиленовом поле под беспросветно-черным небом, подсвеченным снизу слабым фосфоресцирующим сиянием.

      – Так вот, мон шер – продолжал как ни в чем ни бывало Игнат, не уставая деловито ползти вперёд и ощупывать полиэтиленовую вселенную своими усиками – это, понимаешь, как теорема Ферми. Есть ли бог, нет ли его – непознаваемо! Так-то, брат Шу!

      На этой глубокомысленной фразе небеса разверзлись квадратом ослепительного света, в потоке которого угадывался подбородок исполинского божества, покрытый чёрной щетиной с серебряными точками седины.

      – Ага! Ползут, родимые! – протрубило приятным голосом божество и понесло к Шу и Игнату гигантский баллон, на котором угадывались буквы …ОФОС. Новообретённый мир взорвался мокрой пустотой.

      – Есть Бог на свете! – только и успел подумать таракан Шу.

      Петля Времени

      Навигатор в тесной машине Митрича взмахнул клетчатым флажком.

      – Ну, слава богу, приехали наконец! Уже темнеть начинает… – прокряхтел Митрич.

      Сергей беспокойно заёрзал на пассажирском сиденье:

      – Как думаешь, приедет в этом году кто-нибудь? Или опять один Рудольф припрется, про открытия свои грузить будет? Эхх, то ли дело было раньше! По шестьдесят человек тусовки были! Помнишь, Митрич?

      – Помню, помню, Сереженька… Как там Рудольф издевался? «Твоё поседело яйцо, и *** по утрам не встаёт»? Вот это именно про нас. Дорого бы я дал, чтобы вернуться ТУДА…

      Темнота и снегопад за окнами машины сгущались тем временем как-то фантастически быстро, поэтому выйдя из машины Митрич и Сергей поскорей пошли к калитке у входа в пансионат, опасливо глядя под ноги.

      – Гляди-ка, Серёжа! Табличка и калитка прям как новые, как будто реновацию Собянин провёл. Аж голова кружится. Ой!

      – Ты чо, Митрич?

      – Да блин, левую руку часы обожгли.

      Склонившись над показавшимся из-под рукава куртки запястьем Митрича, герои с изумлением заметили, что стрелки на часах с бешеной скоростью вращаются назад, от чего часы ощутимо нагрелись, что, видимо, и почувствовал Митрич.

      – Кажется, твоё пожелание начинает сбываться… – хрипло сказал Сергей. – Про портрет Дориана Грея читал?

      – Ладно, пошли на рецепшн, шутник…

      С нехорошим чувством заметив, что на входе в пансионат исчезли стеклянные двери, поручни и стойбище детских санок, Сергей и Митрич растерянно ввалились в изрядно помолодевший и ярко освещённый холл, пристроившись в хвост раздражённой очереди, тянувшейся от входа к стойке регистрации. Примерно через полчаса криков, угроз и судорожных поисков путевок по карманам дубленок и пальто очередь рассосалась, открыв взгляду ДСП-шную стойку с новеньким дисковым телефоном черного цвета и сурового вида дамой в роли Цербера.

      – Вы по путёвке? От профсоюза, чтоли?

      – Мы это… Студенты МГУ… – оторопело брякнул Митрич.

      – Вы на себя в зеркало смотрели, студенты? На второй год тридцать