Исаев-Штирлиц. Книга 1. Бриллианты для диктатуры пролетариата. Юлиан Семенов

– ваш брат, буржуй… Нас терпеть не может, но и он сказал – после освобождения: «Лучше уж с вами, вы хоть конкретны, а те – как медузы перед штормом, неохватны и зыбки».

      …И теперь, встречаясь с русскими в этом маленьком полуподвале, Бленер не мог заставить себя разговаривать с ними непредвзято: перед глазами стояла статья Надо. Он знал его – это был серьезный человек, которого легче было убить, чем заставить говорить неправду.

      Когда Старицкий отошел от них, Бленер спросил:

      – Он издал что-либо?

      – Он не способен написать и двух строк! Болтун. А уж если кто и есть агент ЧК – так это он, уверяю вас.

      Писатель Никандров – высокий, жилистый, заметный – вошел в полуподвальчик, когда стемнело.

      – Кто это? – сразу же спросил француз.

      – Леонид Никандров, литератор.

      – Тоже бездарь?

      – Как вам сказать… Эссе, повести из древней истории, исследования о Петре Великом… Не борец, совсем не борец.

      Француз представился Никандрову сам, попросив дать короткое интервью.

      – Садитесь, – хмуро согласился Никандров, – только пусть спутник ваш обождет за другим столом.

      – Он знает город, лишь поэтому я пользуюсь его услугами, – ответил Бленер и, чуть обернувшись, громко сказал: – Миша, спасибо, я вас на сегодня не задерживаю.

      Миша угодливо раскланялся с французом и подсел к другому столику, там громко шумели поэты.

      – У меня к вам несколько вопросов, гражданин Никандров. Мне хотелось бы узнать, кто, по вашему мнению, сейчас наиболее талантлив в России – в литературе, живописи, в театре?

      – В литературе – я, – улыбнулся Никандров. Улыбка сделала его жилистое, напряженное лицо совершенно иным – каким-то неуклюже-добродушным, открытым. – Это если по правде. В принципе я должен ответить: Бунин, Горький, Блок.

      – Бунин в Париже, а меня интересует Россия.

      – Бунин может быть хоть в Африке – он принадлежит только России.

      – Думаете, Бунин хочет принадлежать этой России?

      – А вы убеждены, что эта Россия навсегда останется этой?

      – Я не готов к ответу, хотя бы потому, что сочинений Бунина не читал и знаю о нем лишь понаслышке.

      – Значит, вы интересуетесь российскими литераторами лишь как фигурами в политической структуре? Тогда у нас разговора не получится.

      – Я бы солгал вам, сказав, что меня не интересует политическая структура. Но я живо интересуюсь и беллетристикой.

      – А я беллетристикой не интересуюсь. Я принадлежу литературе.

      – Где я могу купить ваши книги?

      – Меня не очень-то издают здесь…

      – Я готов помочь вам с изданием в Париже.

      Никандров внимательно посмотрел на француза и ответил:

      – За это спасибо, коли серьезно говорите.

      – Я говорю серьезно… Прежде чем мы обратимся к вашему творчеству, хотелось бы спросить, кого вы здесь цените