Мир опомнился. Федор Федорович Метлицкий

спросил:

      – Кого вы обслуживаете?

      – Что, сынок? – приложив ладонь к уху, спросила гадалка.

      Тот усмехнулся.

      – Гадалки становятся известными и прославленными, когда предсказывают в угоду властителям. Даже то, что не может сбыться.

7

      Гости стали привыкать к необычной новизне блаженной страны и ленивому бездействию, лишь открывали рты, и в них сыпались все те же надоевшие галушки. Утром Бух открывал глаза, сразу вспоминал о ждущей его по индивидуальному заказу овсяной каше, правда, в самоподогревающихся тюбиках, и его охватывала радость от привычной еды.

      Днем они возлежали на шелковой траве местных Елисейских полей. Читать было нечего, в бумажных книгах тут не было надобности, все было в интернете и гаджетах. Только айтишники Горюнов и Олежек целиком уходили в гаджеты, выискивая свое.

      Василий Иванович ковырял палкой в траве, набирал в ладонь и растирал землю.

      – А земелька тут сверхплодородная! Почему не сеют и не жнут, а питаются искусственным фастфудом?

      Они рвались действовать, не находя здесь препятствий, на которые можно было бы обижаться или преодолевать.

      Бух, перед тем как выйти на люди, долго глядел на себя в зеркало, на узкое треугольное лицо и худую фигуру. «А ничего выгляжу. Есть нечто древнегреческое в пропорциях».

      И после этого самодовольно входил гулять по Елисейским полям. Следил глазами за девицами, болтающими о чем-то своем, милом, и хохочущими, переламываясь гибкими телами. Его мучила неизбывная зависть к молодости.

      Одинокий, он сидел на скамье у дорожки, и воображал себя высоким самоуверенным мачо с длинными ногами, нехотя останавливая взгляд на льнущей к нему тоненькой красотке в белом платье, с восхитительными тонкими ножками. И выпрямлял по-гвардейски спину, ощущая кожей, как приближается очередная красотка в чудесном спортивном костюме, изящно оттенявшем узкую талию и широкие бедра.

      Он жаждал любви. Это желание разгоралось во всей силе от долгого воздержания. Хотелось погрузиться в настоящий рай плотского наслаждения, пусть оно и кратковременно, но с исчезновением тактильного соприкосновения остается аура, снова и снова вызывающая жажду этого невыносимо сладкого рая.

      Наконец, решился обратиться к подсевшей красавице.

      – Александр Курочкин! Извините, вы здешняя?

      Девица воззрилась на него с недоумением, но сказала дружелюбно: