Мир опомнился. Федор Федорович Метлицкий

ине большой цветочной клумбы. Гладиолусы, лилейники и ирисы, всякие другие сорта, о которых они не имели никакого понятия. При взгляде снизу цветы пестро расцвечивали июльское небо. Над лицами фосфоресцировали ярко голубые лепестки, прекраснее, чем бледное голубое небо. Рядом розовые лепестки повторяли начинавшуюся зарю. Вокруг слишком яркие, очень нарядные «шары», меняющие цвета.

      Приподнялись с клумбы. Как будто вставили в глаза новые хрусталики! Ослеплял какой-то светоносный воздух. Что это? Где они? Может быть, в раю?

      Вечерело, солнце только уже начинало заходить. Тихо, словно после осевшего взрыва. Все здесь совсем другое – не бедное, а ярко цветное, словно первозданный мир, восставший из плодородного пепла последней ограниченной ядерной спецоперации.

      Природа приковывала взгляд пульсирующей энергией света, совсем не такая понятная и банальная, к какой они привыкли.

      Василий Иванович знал только скудную природу своей родины, и с любопытством озирал поразительную роскошь природы на чужбине.

      Горюнов с Олежкой, городские жители, в заботах вообще не обращали внимания на какие-то деревья, растения и цветы, которые сажают в парках городские власти, или виденные в ботаническом саду. ИП Фролов никак не относился к природе, с бегающими глазами выглядывал что-то свое. А полковник вообще считал природу досадным препятствием, которое надо преодолевать.

      Они встали, отряхнулись. Во рту было противно, хотелось домой, помыться, привести себя в порядок.

      И пошли по тропинке, полковник – величаво бросая вперед ногу с прямой коленкой, носки врозь. Шли среди чудных диковинных деревьев и растений – в гул города где-то рядом.

      Навстречу вышел высокий рыжий человек с лицом весельчака, в изящном светящемся хитоне, что-то напевал. Его тонкое тело колебалось в вечернем тумане. Остановился, увидев мятых людей в старомодной одежде.

      – А мы вас ждем.

      – Неужто? – удивился Олежек.

      Незнакомца оглядывали с любопытством. Олежек, с веселыми хмельными глазами, спросил:

      – Кто вы, воздушный наш?

      – Меня зовут Гавриил.

      Олежек хохотнул.

      – Никак, архангел?

      Василий Иванович вгляделся в незнакомца.

      – Нет, он не совсем божий человек, – степенно сказал он. Тот засмеялся.

      – Тáк вы представляете архангелов с крылышками? Такого ареопага у Бога нет. Да и Бог не бородач в земном воплощении, или что-то необъяснимое в вышине.

      – А какой он, по-вашему?

      – Такой, каким его представляет наука, – словоохотливо начал тот. – Ближе подошел к Богу испанский художник Сальвадор Дали в его модернистской картине «Тайная вечеря», где апостолы математически точно «симметричны, как крылья бабочки», по словам поэта Лорки. Бог у него – Нечто, что творит идеальный образ мира.

      – Так мы не умерли? – облегченно выдохнул Курочкин.

      – Не в Вальгалле! – обрадовался Фролов, оглядываясь. – Какой это континент?

      – У нас один континент, конечный, – засмеялся Гавриил. – Можете называть его Метавселенной. Или просто Мета. Мы в одном духовном мире.

      – Вы говорите по-русски?

      – Вот, у меня в ухе устройство для синхронного перевода «ЛаЛаЛа». Кто бы ни был по национальности – всех понимаем. Все языки становятся одним языком.

      – А вы совсем ничего не знаете, что сегодня происходит на Земле? – в свою очередь удивился Олежек.

      – Где? Тут никогда не бывает ничего обычного. Все необычно.

      – Он чист, как архангел!

      Бух самодовольно заключил:

      – Какой он архангел? Он просто наш мужик!

      Горюнов озирался.

      – Нам бы почиститься и переодеться.

      – Это мы завсегда, – подлаживался под них Гавриил, осознав, что новые знакомые в старомодной одежде из какой-то глухомани. – Моя профессия – давать надежду всем отчаявшимся, заставлять прислушаться к голосу совести, наставить на истинный путь.

      Он привел их в странный гостевой дом, похожий на большую скрученную раковину. Они не успели оглядеться, как оказались в помещении ванны, напоминающей отсвечивающую никелем лабораторию. Разделись, но вместо мытья Гавриил уложил каждого на лежак и взялся за лейку со шлангом для душа.

      – Ой, что это он! – испугался Бух. – На столе мыться будем?

      Гавриил удивился:

      – Будем мыться и одеваться заодно. А теперь – закройте тряпицами чресла и надуйте животы.

      Он включил шланг, их тела стало заливать каким-то спреем.

      – Это мелкие текстильные волокна со связующим составом, – комментировал Гавриил. – После высыхания будете в одежде, точно подогнанной по фигуре. И в подогнанных под ногу сапожках.

      Курочкин затрепыхался от страха.

      – А мыться?

      – Не волнуйтесь, материал высасывает всю грязь с тела. К тому же, материал дышит, согревает, не