Русская поэзия первой половины XX века. Николай Гумилев

до света,

      Нашли себе желанные черты.

      Пускай мой друг, разрезав том поэта,

      Упьется в нем и стройностью сонета,

      И буквами спокойной красоты!

      1895 г.

      Константин Дмитриевич Бальмонт

      Я мечтою ловил уходящие тени

      Я мечтою ловил уходящие тени,

      Уходящие тени погасавшего дня,

      Я на башню всходил, и дрожали ступени,

      И дрожали ступени под ногой у меня.

      И чем выше я шел, тем ясней рисовались,

      Тем ясней рисовались очертанья вдали,

      И какие-то звуки вдали раздавались,

      Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.

      Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,

      Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,

      И сияньем прощальным как будто ласкали,

      Словно нежно ласкали отуманенный взор.

      И внизу подо мною уже ночь наступила,

      Уже ночь наступила для уснувшей земли,

      Для меня же блистало дневное светило,

      Огневое светило догорало вдали.

      Я узнал, как ловить уходящие тени,

      Уходящие тени потускневшего дня,

      И все выше я шел, и дрожали ступени,

      И дрожали ступени под ногой у меня.

      1894 г.

      Безглагольность

      Есть в русской природе усталая нежность,

      Безмолвная боль затаенной печали,

      Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,

      Холодная высь, уходящие дали.

      Приди на рассвете на склон косогора, —

      Над зябкой рекою дымится прохлада,

      Чернеет громада застывшего бора,

      И сердцу так больно, и сердце не радо.

      Недвижный камыш. Не трепещет осока.

      Глубокая тишь. Безглагольность покоя.

      Луга убегают далёко-далёко.

      Во всем утомленье – глухое, немое.

      Войди на закате, как в свежие волны,

      В прохладную глушь деревенского сада, —

      Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,

      И сердцу так грустно, и сердце не радо.

      Как будто душа о желанном просила,

      И сделали ей незаслуженно больно.

      И сердце простило, но сердце застыло,

      И плачет, и плачет, и плачет невольно.

      1900 г.

      Андрей Белый

      Раздумье

      Пылит и плачется: расплачется пурга.

      Заря багровая восходит на снега.

      Ты отошла: ни слова я… Но мгла

      Легла суровая, свинцовая – легла.

      Ни слова я… И снова я один

      Бреду, судьба моя, сквозь ряд твоих годин.

      Судьба железная задавит дни мои.

      Судьба железная: верни ее – верни!

      Лихие шепоты во мгле с лихих нолей.

      Сухие шелесты слетают с тополей.

      Ни слова я… Иду в пустые дни.

      Мы в дни погребены: мы искони одни.

      Мы искони одни: над нами замкнут круг.

      Мой одинокий, мой далекий друг, —

      Далек, далек и одинок твой путь:

      Нам никогда друг друга не вернутьз.

      1908 г.

      Русь

      Поля моей скудной земли

      Вон там преисполнены скорби.

      Холмами пространства вдали

      Изгорби, равнина, изгорби!

      Косматый, далекий дымок.

      Косматые в далях деревни.

      Туманов косматый поток.

      Просторы голодных губерний.

      Просторов простертая рать:

      В пространствах таятся пространства.

      Россия, куда мне бежать

      От голода, мора и пьянства?

      От голода, холода тут

      И мерли, и мрут миллионы.

      Покойников ждали и ждут

      Пологие скорбные склоны.

      Там Смерть протрубила вдали

      В леса, города и деревни,

      В поля моей скудной земли,

      В просторы голодных губерний.

      1908 г.

      Николай Степанович Гумилёв

      Жираф

      Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,

      И руки особенно тонки, колени