Крик горностая. Евгения Кретова

она пришла, всплакнула, потрясла перед твоим носом носовым платочком, так? Та-ак… Ты и растаяла. И вот уже решаешь ее проблемы.

      Аделия отпрянула:

      – Макс, мне не нравится, когда ты так говоришь, – у нее округлились глаза. – Это цинично.

      Мужчина развел руки, изогнул бровь:

      – А я и есть циник, и не скрывал это…

      Аделия сбросила его руку, встала.

      – Макс, мало того, что ты некрасиво отзываешься о незнакомой тебе женщине, так ты еще и мои умственные способности ставишь под сомнение. По-твоему, я – дура, которой можно так манипулировать?!

      Она покраснела, взгляд стал искриться, будто внутри зажгли сразу несколько веточек бенгальского огня.

      Макс понимающе кивнул – чем больше Аделия возмущалась, тем меньше ему нравилось ее участие в этой истории.

      – Ты, помнится, недавно говорила, что хочешь стать следователем. Так вот… Тебе не хватает холодной головы и объективности. Знаешь, какие песни умеет петь человек, чтобы оправдать собственную трусость, подлость или глупость? – он закатил к потолку глаза и широко улыбнулся: – О-о, это стоит отдельного разговора. Поэтому, что твоя Анна Ревель вместо того, чтобы обсудить свои видения с родственниками, пошла к гадалке, говорит в первую очередь о том, что она нуждается в безоговорочном доверии. Ей не нужна критика и сомнения. Поэтому она пришла туда, где априори готовы поверить в любую дичь, какую она не скажи. Хоть про зеленых человечков или драконов.

      Он раздражающе ласково улыбнулся, чем выбесил Аделию еще больше:

      – Как у тебя замечательно все получается! – она всплеснула руками. – Все кругом доверчивые и мнительные дурочки, один ты – тонко устроенный организм, которому не свойственны ошибки и человеческие слабости…

      Макс понял, что перегнул палку – вот эта его извечная расслабленность дома, когда кажется, что тут можно быть самим собой и говорить, что думаешь, особенно не выбирая выражения – не на службе же, – постоянно выходит ему боком. «Ой, дурак!», – отругал себя и примирительно воздел руки:

      – Адель, я не то хотел сказать!

      – Но сказал именно это!

      Аделия развернулась и вышла из комнаты. Он слышал ее сердитые шаги по коридору, как они удаляются и стихают в кухне.

      – Н-да, Александров, ты опять вляпался… Вечно ты, то в говно, то в партию…

      Вздохнув, он встал и пошел на кухню.

      Аделия сидела за столом, спиной ко входу. Он поскребся по косяку:

      – Не убьешь?

      Она фыркнула, повела плечом, как дикая кошка, на которую брызнули водой, но не обернулась. Макс прошел к столу, почесал подушечкой указательного пальца между лопатками.

      – Мур? – спросил.

      Аделия не ответила, продолжала сидеть, уткнувшись в кружку с чаем. Макс встал позади, погладил плечи, чуть надавил, массируя. Спрятал улыбку, заметив, как жена выпрямилась, подставляя ему спину.

      – Я все еще сердита, – предупредила.

      – А я заглаживаю, – Макс с готовностью промурлыкал. Склонился, поцеловал жену в макушку. У нее были мягкие золотистые волосы, от них пахло летом и облепихой, домом и уютом. Он поэтому