Формула одиночества. Ирина Мельникова

от громких криков петухов и с недоумением огляделась по сторонам. Она лежала на широкой кровати в большой спальне, где из мебели были только старый одежный шкаф с отвалившейся дверцей и не менее древний комод с потемневшим зеркалом в старинной раме. Рядом с ним тикал столь же древний будильник. Видно было, что в комнате давно не делали ремонт: обои на стенах пожелтели, потолок шелушился, но постельное белье было новеньким, подушка – мягкой, а плед, которым кто-то укрыл ее, теплым и пушистым.

      В окно с отдернутой занавеской осторожно прокрался серенький рассвет. Петух под окном голосил не переставая. Марина отбросила плед и обнаружила, что спит почти обнаженной: шорты и майка лежали рядом на стуле. Она села и потерла виски, стараясь вспомнить, как оказалась в этой спальне. Нет, она, конечно, не забыла, при каких обстоятельствах попала в дом Есната. И наверняка это была его спальня, потому что проливной дождь не позволял им высунуть нос дальше его веранды.

      Старик явно обрадовался их появлению, хотя шел уже третий час ночи. Он быстро собрал на стол: горный сыр, копченое мясо, поджарил яичницу с аджикой. Марина в это время нарезала огурцы и помидоры для салата. Арсену тоже нашлось дело: Еснат послал его в погреб за вином и чачей.

      Марина попробовала отказаться от выпивки, тем более она кое-что слышала о свойствах абхазской чачи, способной сбить с ног даже чемпиона мира по борьбе в тяжелом весе, что тогда говорить о ней, чей вес едва дотягивал до шестидесяти килограммов…

      Но старик нахмурился, когда она отставила стопку с прозрачной, как слеза, жидкостью, а Арсен молча взял ее и всунул в ладонь Марины.

      – Пей! – приказал он. – Утром даже голова болеть не будет!

      Марина залпом выпила водку. Глаза ее полезли на лоб. Она задохнулась от неожиданности, замахала рукой, стараясь унять пожар во рту. Арсен, довольно улыбаясь, протянул ей кусок лаваша, на котором лежал ломоть сыра и рядом – приличных размеров кусок копченого мяса. Странное дело, но она управилась с этим «бутербродом» в мгновение ока.

      – Чача у меня – знатная! – с довольным видом сказал Еснат, наблюдая, с какой скоростью его ночные гости сметают со стола нехитрое угощение. – Градусов шестьдесят, а то и все семьдесят!

      Марина едва не подавилась, услышав про семьдесят градусов, но подумала, что хозяин шутит. Она абсолютно не опьянела, да и Арсен выглядел трезвее праведника во время поста. Просто на душе у нее потеплело, и она уже не смотрела на Арсена с опаской, да и происшествие на волнорезе казалось ей далеким, нереальным и пустяковым.

      Старик налил по второй. Они дружно выпили. У Марины стало еще теплее на душе, и, когда Арсен обнял ее за плечи, она чуть не опустила голову ему на плечо, но вовремя одумалась, заметив пристальный взгляд Есната.

      – Скажи наконец, кто такая Сатаней-Гуаша? – спросила она жалобно, когда старик вышел из-за стола, чтобы поджарить новую порцию яичницы.

      – Тебе это имя не дает покоя? – спросил Арсен и засмеялся. – Сатаней-Гуаша – мать сотни богатырей-нартов – героев абхазского эпоса. А процитировал я отрывок из небольшой книги, которую