Сандро из Чегема. Том 2. Фазиль Искандер

если это было, при чем ребенок?! – кричали ему, заламывая руку с ружьем и одновременно пытаясь его «стреножить». Очень здоровый был этот негр, и тем более ему было обидно.

      – Ребенок ни при чем! – отвечал он сквозь зубы. – Я ее пристрелю как собаку!

      Они решили, что раз он схватил двустволку, значит, обязательно собирается убивать обоих, что было не совсем верно.

      Одним словом, шум стоял ужасный. А тут еще стали вмешиваться те, что забрались на веранду, чтобы удобней было наблюдать за потасовкой и быть подальше от шальной пули.

      – Пропускайте веревку между ног! – кричат одни.

      – Наступайте ему на живот! – советуют другие. Им было хорошо советы бросать. А тем, которые взялись скрутить этого могучего негра, обидно, и они им говорят:

      – Спускайтесь сюда, если вы такие умные!

      Те знай кричат свое, а спускаться и не думают. Недаром великий Руставели про таких когда-то сказал:

      «Каждый мнит себя стратегом, видя бой издалека».

      А между прочим, в это время возле роженицы сидели женщины и все время заводили проигрыватель с долгоиграющей пластинкой, чтобы она не слышала скандала. Молодая мать сначала терпела, но потом не выдержала.

      – Дорогие родственницы, – сказала она, – или идите играть в другую комнату, или у меня молоко испортится.

      – Лучше мы выключим совсем, – сказали женщины и остановили пластинку.

      Вообще в нашем районе долгоиграющие пластинки не уважают, особенно оперы. Правда, покупают, потому что они довольно дешево обходятся.

      И тут женщины, остановив пластинку, вынуждены были рассказать молодой матери про ее мужа.

      – Впустите, докажу, – оказывается, сказала она и, быстро приубрав кровать, присела на ней.

      Женщины побежали во двор и все рассказали.

      – Хорошо, – согласился этот негр и, бросив двустволку, выбрался из веревок.

      Опять поднялся шум, потому что всем было интересно посмотреть, как она ему будет доказывать. А между прочим, те, кто, ничего не делая, с веранды наблюдал за происходящим, опять оказались в лучшем положении, чем те, кто, рискуя жизнью, связывал ревнивца. Вот вам и справедливость.

      Значит, в дом набилось человек сто, а то и больше. Правда, в комнату роженицы вошло человек десять. Остальных не пустили.

      – Слушайте из залы, – сказали им, – оттуда все слышно.

      Но оттуда ничего не было слышно, и они стали подозревать, что их обманули.

      – Почему в тишине ничего не раздается? – спрашивали они друг у друга, ничего не понимая.

      – Потому что она ничего не говорит, – наконец ответил тот, что стоял у самых дверей и кое-что видел.

      В самом деле, оказывается, в это время молодая мать, глядя на мужа, молча разбинтовывала пеленки на своем младенце. А отец стоит у дверей и только прожекторами полыхает: мол, посмотрим, что ты этим докажешь.

      Откинув пеленки, она выставляет на ладонях шевелящееся дитя. Между прочим, кверху спинкой, но никто ничего