Сандро из Чегема. Том 2. Фазиль Искандер

сказал я твердо. Видно, он это почувствовал и, прицелившись куда-то, щелкнул курком.

      – Вот эти русские карабинчики люблю, – сказал он, неохотно возвращая мне карабин.

      Я взял карабин и повесил его за плечо. Я почувствовал облегчение, оттого что все так хорошо кончилось.

      – За сколько водолаза можно нанять? – вдруг сказал он.

      – Зачем тебе водолаз? – спросил я.

      – Одно озеро знаю, – сказал он просто, – на дне немецкое оружие. Водолаза хочу.

      Мы рассмеялись, а парень снова задумался. В это мгновение черный китель поднял голову и начал что-то выговаривать своему земляку. Сван, что сидел на корточках, добродушно оправдывался, поглядывая в нашу сторону как на союзников. Черный китель постепенно успокоился и на интонации мелкого административного раздражения замолк.

      – Язык не распускай, – сказал он ему в конце по-русски и приподнял топорик с колен.

      – Даже спрашивать не буду, – ответил ему на этот раз сван и, обратившись к Котику, спросил: – Водолаз сюда имеет право приехать?

      – Обманывать не можем, – ответил Котик добродетельно, – но мы в таких делах не разбираемся.

      – Что ты говоришь, кацо! – взвился черный китель. – Водолаз как может сюда приехать? Водолаз – государственный человек. Водолаз от моря отойти не имеет права. Ты что – райком, военком, сельсовет?!

      – На один день водолаза хочу, – сказал молодой сван, ни малейшего внимания не обращая на эту грозную тираду, – сам привезу и отвезу, как министра.

      – А ну скажи, в каком озере лежит? – неожиданно с другой стороны атаковал его заместитель лесничего.

      – Э-э, – лукаво протянул молодой сван и помахал толстым пальцем у переносицы, – это мой секрет. Кроме водолаза, никому не скажу.

      – Привлеку, – сказал черный китель и, грустно покачав головой, посмотрел на лезвие топорика, словно читая на нем соответствующую статью закона.

      – Скажите, – спросил я у него, слегка развеселившись, – для чего вам этот топорик?

      В сущности говоря, если б я не заметил на обушке этого топорика нечто вроде металлической печати, я, наверное, не спросил бы его об этом. Мне хотелось узнать, что он, собственно, им делает: скажем, ударом обушка отмечает сухостой или делает какие зарубки, или это просто символ его лесной власти.

      Как только я это сказал, рот его сжался в решительную полоску, птичьи веки остановились. Я почувствовал, что допустил самую страшную дипломатическую ошибку в своей жизни. Это было все равно что во время аудиенции у короля неожиданно щелкнуть пальцем по короне и спросить:

      «А для чего эта штука, старина?»

      Он медленно встал, отошел на несколько шагов, повернулся и, прижав топорик к бедру, неожиданно взвизгнул:

      – Граждане, документы!

      – Товарищ, вы его не так поняли, – сказал Котик и, встав, с виноватой улыбкой стал подходить к нему.

      – Граждане, документы! – снова взвизгнул черный китель и даже сделал шаг назад, чтобы не допускать с Котиком личных соприкосновений. При этом он чуть не наступил на второго свана. Во всяком