Не бесите Павлика. Маргарита Дюжева

дыхание, медленно перевела взгляд на Павла, стоящего на пороге. Он вытирал полотенцем сырые взлохмаченные волосы, а в густой бороде притаилась улыбка.

      – Ты там? – задала единственный вопрос, на который хватило сил.

      – Где же мне еще быть?

      Скосила взгляд за спину, откуда снова раздавалось размеренное сопение.

      – Погоди, ты думала, что это я к тебе ночью пристроился? – бородатый глянул так, что я краской залилась.

      – Ну… – подходящих слов не нашлось.

      Он правильно истолковал мое нечленораздельное мычание, страдальчески поднял глаза к потолку, покачал головой и вышел обратно в кухню-прихожую, приговаривая себе под нос:

      – Дурна девка-то, ой дурна.

      Давно я себя такой идиоткой не чувствовала.

      Пыхтящее за моей спиной чудовище широко, громко зевнуло, потянулось и, вытянув все свои четыре длинные лапищи, бесцеремонно столкнуло меня на пол. Я только крякнула, плашмя приземлившись на грубые доски.

      Бродский свесил морду с дивана, посмотрел на меня снисходительно, слабо вильнул хвостом и снова улегся, зарывшись под одеяло. Диван под его здоровенной тушей протестующе заскрипел.

      – Сволочь ты блохастая! – произнесла с укором, поднимаясь на ноги.

      Псина сделала вид, что не понимает моих претензий и притворилась спящей.

      Как я теперь мужику этому бородатому буду в глаза смотреть? А?

      Со стыда была готова провалиться сквозь землю. Вот я все-таки молодец! Огонь девка! А уж какая затейница, словами не описать. По крайней мере цензурными.

      С улицы донесся очередной вопль Агриппины.

      – Да заткнись ты! – прошипела себе под нос и, набравшись храбрости вышла из комнаты.

      ***

      Мужчина встретил спокойным взглядом, но на долю мгновения мне показалось, что в кудрявой бороде проскочила усмешка. От этого снова стало горячо щекам, поэтому поспешила к умывальнику, к счастью, он был полный, и я тут же начала умываться. Студеная вода приятно холодила кожу – то, что надо, чтобы смыть остатки яркого стыда.

      Когда я подошла к столу, на моем лице не оставалась ни намека на смущение смущения. По крайней меря я очень на это надеялась.

      – Помочь? – поинтересовалась нерешительно, наблюдая за тем, как дровосек достает ухватом из печи закопчённую кастрюлю.

      – Не надо, я сам, – коротко ответил он, выставляя кастрюлю на специальную деревянную доску, – тут сноровка нужна, иначе мигом обваришься.

      С помощью большой неказистой прихватки он приподнял крышку и заглянул внутрь. В кастрюле сердито булькала каша и, судя по запаху, она безнадежно пригорела. Вместо того чтобы расстроиться, Павел, наоборот, улыбнулся, и перехватив мой недоуменный взгляд, просто пояснил:

      – Поверь, это гораздо лучше, чем получается обычно.

      В полной тишине мы позавтракали горелой кашей, отполировали все это вонючим чаем с деревянным печеньем, после чего хозяин роскошного лесного бунгало отправился на улицу – колоть дрова, а я вызвалась помыть посуду.