Девочка, я о тебе мечтаю. Елена Безрукова

носовой платок. А бумажный – платок Димы – забрал и выбросил в мусорное ведро. – Выкинь эту гадость одноразовую… Он чистый. Вытри свои сопли. Ненавижу бабское нытьё…

      Роман вложил мне в руку платок. Повернулся ко мне спиной, за несколько огромных шагов пересёк небольшую комнату, открыл дверь и вышел в коридор.

      4.4.

      Я опустила глаза на платок Ромы. Такой белоснежный, что жаль портить. Убрала его в карман пиджака, нос утёрла салфетками в уборной. Тоже отправилась в класс.

      В коридоре Алла отчитывала Романа, который, насупив брови, слушал её.

      – Ты зачем закрылся, Питерский? Что вы там делали?

      – Разговаривали.

      – И для этого надо было закрыть дверь?!

      – Попов мешал.

      – Попов беспокоился о девушке!

      – Ей не нужна его забота. Пусть засунет её себе в зад…

      – Питерский, следите за языком! Вы с классным руководителем говорите! Катя, подождите.

      Алла увидела идущую мимо меня. Мне пришлось остановиться на расстоянии пары шагов от них. Ледяные глаза Романа уставились на меня, и по спине побежал холодок. Ненавижу, когда он так смотрит. И ненавижу свою реакцию на это… Я не выдержала и первая опустила ресницы, переведя взгляд в пол под моими ногами.

      – Да, Алла Дмитриевна, – отозвалась я. – Слушаю вас.

      – Питерский вас обидел? – заглянула она мне в лицо, словно ища признаки какого-то насилия. – Скажите, не бойтесь! Мы найдём на него управу.

      Обидел?

      Да.

      Но я не хотела выносить это на всеобщее обозрение.

      – Н… нет, – отлепила я язык от нёба и ответила ей. – Ничего страшного мне… Рома не сделал.

      – Что вы там происходило? – строго спросила она меня.

      Я подняла глаза и снова встретилась со льдом голубых глаз Романа. Он сузил их и ждал, что же я скажу о том, что было за дверью женской уборной.

      – Мы просто поговорили, – ответила я. – Рома хотел извиниться. Даже дал мне носовой платок. Вот.

      Я достала из кармана пиджака вещь Ромы и продемонстрировала её учителю.

      – Да? – взметнула брови вверх Алла и переводила взгляд с него на меня. – Извиниться?

      – Да, – кивнула я. – И сейчас тоже хочет. Так и сказал мне: “Катя, я готов извиниться перед Аллой Дмитриевной и перед всем классом”.

      Повисло молчание. Питерский свёл брови вместе, понимая, что я спасла его зад, но одновременно и подставила.

      – Ну что же… – остыла тут же Алла. – Тогда это меняет дело. Похвально, Питерский, похвально. Это так по-мужски – признать ошибку и попытаться её исправить.

      – Согласна с вами, Алла Дмитриевна, – поддакнула я, уже предвкушая, как стану слушать извинения Ромы при ребятах. С другой стороны, в душу закрался страх – Питерский не простит мне своего позора и обязательно отомстит. Но это будет потом… – Очень по-мужски. Он готов.

      – Тогда идёмте, – указала она рукой на двери нашего класса, и мы двинулись за ней следом.

      Роман дождался, когда я поравняюсь с ним, и пошёл рядом.

      – Слышь,